Мужчина рубил горные деревья, а потом по приказу женщины изготавливал из них всевозможные вещицы. Сначала сами вещицы, а потом другие детали, которые использовались для них. При этом, пока он их делал, не особенно понимал, что именно мастерит. Например, кодза — маленький раскладной стульчик. В ясную погоду женщина выносила его на улицу, садилась на него и, смежив веки, коротала время в тени деревьев. Дома она делала то же самое — садилась в кресло-корзинку с подлокотниками и погружалась глубоко в свои мысли, что мужчине казалось крайне загадочным, чарующим и одновременно до невозможности соблазнительным. Для него это было сродни настоящему колдовству, которое взаправду творилось на его глазах и которому он сам оказывался причастен, и он испытывал небывалое чувство благоговения и восхищения к результатам этой волшбы.
Хромая служанка каждое утро приводила в порядок и расчесывала длинные черные волосы женщины. Для этого мужчина ходил к особенно далекому горному потоку за чистейшей водой и потом хранил в памяти эти моменты тяжелого труда, которому он придавал большое значение. Ему страстно хотелось самому стать частью этой колдовской силы. Как-то раз он даже хотел своими руками расчесать черные волосы женщины, но она его отчитала и сбросила его грубые руки, сочтя их неподходящими. Он же, как ребенок, в смущении отдернул их и подумал, что это подобно стремлению к несбыточной мечте — не иметь возможности приобщиться к рождению образа такой красоты, когда наводят лоск на волосы, потом заплетают их, умывают лицо и так далее.
— Эка невидаль… — промолвил он, вертя в руках узорчатый гребень и украшенную шпильку. Еще недавно он не видел в этих вещицах никакого смысла и ценности, а теперь полностью принял суть гармонии и связи между вещами, понял смысл украшений. Постиг он и колдовство. Колдовство — это душа вещей. Внутри каждой вещи заключена душа.
— А ну не тереби их! Вот зачем как будто специально каждый день лезешь своими руками…
— Потому что это удивительно…
— Что удивительно?
— Да так ведь и не скажешь что, — смутился мужчина. Для него это было удивительно, но понять, чему именно он поражался, до конца не мог.
А еще в сердце мужчины поселился страх перед столицей. Нет, этот страх был не сродни боязни чего-то, а скорее беспокойством или стыдом за то, что он чего-то не понимал. Страх больше походил на чувство позора, что испытывает мудрец, когда ему задают вопрос, на который у него нет ответа. Когда женщина произносила слово «столица», его сердце замирало. Однако, поскольку он никогда ничего не боялся, его душе в принципе не было знакомо чувство страха и стыда. Поэтому в конечном итоге он стал испытывать к столице одну лишь неприязнь.
Не счесть, сколько сотен, сколько тысяч путников из столицы он ограбил, и никогда не встречал достойного сопротивления, поэтому жаловаться ему было не на что. Как он ни старался, не мог припомнить, чтобы кто-то был способен перехитрить его или ранить. И когда он думал об этом, испытывал гордость и удовлетворение. Он противопоставлял красоте женщины свою силу. Полностью осознавая, какой силой обладает, он также понимал, что является достаточно безрассудным, если не сказать бесшабашным, человеком. Однако даже эту горячность он не считал по-настоящему серьезным недостатком, которого стоит чураться. В целом можно сказать, что он был достаточно самонадеянным.
— Противники-то в столице есть достойные?
— Там есть самураи, вооруженные луками.
— Пф-ф. Я из лука могу подбить воробья на другом конце долины. В столице, наверное, нет таких твердокожих людей, которых нельзя было бы разрубить мечом…
— Там есть самураи в доспехах.
— Разрубит ли меч доспехи?
— Нет.
— Я могу завалить и кабана, и медведя!
— Да, ты действительно очень сильный, поэтому отправляйся со мной в столицу. С твоими возможностями я украшу собой и своими вещами столичный мир, и если у нас получится хорошенько развлечься, как я планирую, то, значит, ты правда могучий мужчина.
— Даже не сомневайся.
Мужчина решил отправиться в столицу. Он рассчитывал помочь женщине не более чем за три дня собрать все ее вещи для переезда: украшения, шпильки, румяна, одежды, зеркала и прочее. Ничто его не тревожило, но одна вещь все-таки вызывала беспокойство, хотя она не имела отношения к столице и грядущей поездке.
Рощи сакуры.
Через два-три дня они должны полностью расцвести. Но в этом году он был полон решимости. Во время самого пышного цветения он собирался провести время в тени деревьев, сидя неподвижно и никуда не уходя. Каждый день он тайком ходил в рощи сакуры, чтобы проверить, насколько уже набухли почки на деревьях. Он сказал женщине, которая торопилась с отправлением, что они выйдут в путь через три дня.