Выбрать главу

При дворе герцога Ричарда в Руане в этот день многие перешептывались по углам. Альруна вновь прижалась ухом к двери. Мать часто упрекала ее за такое поведение, говорила, что подслушивать — это плохо, но в то же время она утверждала, что знание дарует власть. Альруна была убеждена в том, что знание получить не так-то просто, нельзя задать кому-то вопрос и надеяться найти ответ. Иногда приходилось добывать знание обманом, как вор добывает на рынке свежее красное яблоко.

— Я волнуюсь из-за герцога, — говорила мать Альруны.

— Он молод. Он справится. — Отец должен был утешить ее, но и в его голосе слышалась тревога.

Они оба служили Ричарду, молодому герцогу Нормандии, и оба были потрясены тем, что ему придется справляться с такой потерей. Альруна была столь же преданна герцогу, как и ее родители, и потому ей было нестерпимо смотреть, как он мучается.

— Ты думаешь, он любил ее? — спросил Арвид.

Альруна не видела мать, но была уверена, что Матильда пожала плечами.

— Кто может заглянуть в чужое сердце? Я знаю лишь одно: пока она была жива, герцог мог рассчитывать на защиту и дружбу ее брата. Но теперь…

Они говорили об Эмме, дочери Гуго Великого и сестре Гуго Капета, правителя Франции, герцогства, граничащего с Нормандией. Сколько Альруна себя помнила, Ричард был обручен с Эммой, и, когда невеста подросла, Гуго пригласил Ричарда в Париж, где после праздничной мессы жених и невеста встретились в первый раз. Альруна не присутствовала на той знаменательной встрече, но потом ей говорили, что Ричард был очарован красотой Эммы. Впрочем, Альруна не особенно верила таким сплетням. Когда Эмма после свадьбы приехала в Руан, Альруна сочла ее серой мышкой, бледной и худосочной. Ей казалось, что такая женщина недостойна занимать место рядом с Ричардом. Но пусть она и не нравилась Альруне, девушка не желала ей смерти, хотя бы потому, что это нанесло такой удар по Ричарду.

— Как ты думаешь, как теперь поступит Гуго? — спросила Матильда.

— Гуго человек ненадежный, как и его отец, об этом все знают. Он уже не сдержал множества своих клятв. Но о Гуго я как раз волнуюсь в последнюю очередь… — Отец принялся расхаживать по комнате. — Ричард не должен замыкаться в своей скорби! Не сейчас!

Альруна отстранилась от двери. Она слишком волновалась за Ричарда и больше не могла оставаться наедине со своими тревогами.

Наверное, на ее лице тоже читалась боль, потому что матери достаточно было лишь мельком взглянуть на нее, чтобы понять настроение дочери.

— Ты наверняка тоже по ней тоскуешь…

Альруне стало стыдно. Матильда была умной женщиной и прекрасно разбиралась в людях, но часто неверно истолковывала чувства своей дочери. Матильде казалось, что Альруна очень привязалась к девушке, при которой состояла камеристкой. На самом деле Альруне вовсе не хотелось прислуживать Эмме, но она не могла отказаться от этой должности, поскольку каждый в их семье обязан был участвовать в жизни герцогского двора: Арвид когда-то был учителем герцога, теперь же стал одним из его ближайших советников, а мать помогала здешнему пономарю вести хозяйство.

— Мне бы так хотелось что-нибудь сделать… — пробормотала Альруна, отгоняя угрызения совести.

Отец погладил ее по голове, пытаясь утешить.

— Боюсь, ты ничего не можешь тут поделать. Я должен сам поговорить с ним, должен сказать ему, что…

— Это из-за Тибо де Блуа, да? — поспешно перебила его Альруна.

Отец удивленно посмотрел на нее.

— Откуда ты знаешь это имя?

Альруна едва подавила вздох. Отец еще не осознал, что она больше не маленькая девочка, которую можно порадовать костяными погремушками. Ей шестнадцать, она уже взрослая. Было и что-то хорошее в том, что ей пришлось провести столько времени с Эммой, — Альруна многое узнала о прошлом Нормандии и политике. Она запомнила имена многих врагов, угрожавших власти Ричарда, многих завистников в королевстве франков, которые считали герцога Нормандии пиратом, поскольку он был потомком жестоких язычников-северян. Одним из таких людей и был Тибо де Блуа по прозвищу Плут, герцог Шартра и Блуа и брат графа Шампани.

Да, Альруна запомнила все эти имена и титулы и знала, что Тибо постоянно совершал набеги в Нормандию. Король Западно-Франкского королевства Лотарь не осудил его за это — напротив, он слушал нашептывания Тибо и верил его словам о том, что королю стоит самому завоевать Нормандию. Впрочем, Лотарь не представлял опасности, он был слишком молод. А вот Гуго, брат Эммы, мог поддаться искушению когда-нибудь надеть корону франков, а потом и Нормандии.

Она изложила все это отцу, закончив свою пламенную речь словами:

— Ричард должен оставаться настороже, теперь, когда Эмма умерла. Если бы Гуго Великий был еще жив, можно было бы рассчитывать на его защиту, но его сын не столь дружественно относится к Ричарду, к тому же наш герцог ему больше не деверь.

Вначале на лице Арвида отразилось изумление, затем проступила тревога, но на этот раз не из-за герцога Ричарда.

— Ты не должна интересоваться такими вопросами, — растерянно пробормотал он.

— Почему? Потому что она женщина? — вмешалась Матильда, опередив дочь.

— Нет, потому что она еще маленькая.

Альруна вскинула подбородок. Она ненавидела, когда ее обсуждали так, словно ее нет в комнате.

— Дайте мне поговорить с Ричардом! — потребовала она.

Хотя мать и поддержала ее, теперь Матильда взирала на дочь с удивлением.

— Но…

— Он охвачен скорбью и не видит, как развивается ситуация, — поспешно продолжила Альруна. — Поэтому вы и беспокоитесь, верно? Поэтому ты хочешь поговорить с ним, да, папа? Я могла бы добиться большего успеха — именно потому, что я женщина и еще очень молода!

Арвид недовольно нахмурился, но прежде чем он успел что-то сказать, Матильда опустила ладонь на плечо дочери.

— Это неплохое предложение. У герцога особенные отношения с Альруной, и, может быть, как раз ей удастся изгнать тьму из его сердца.

Чуть позже Альруна предстала перед Ричардом.

— Ах, Альруна, — вздохнул он.

Герцог выглядел старше, он исхудал и ссутулился, и это зрелище не только больно ранило Альруну, но и разожгло в ней гнев. Ричард не должен был опускать руки! Поддаваться тоске могли его советники, ее отец, но не он, ее герой, всегда такой веселый и сильный! Он не должен был вздыхать, качать головой, отказывать ей!

Альруна предложила ему отправиться на конную прогулку, но это не вызвало у него никакого отклика.

— Ну прошу тебя, — стояла на своем девушка. — Ты же любишь кататься верхом, это пойдет тебе на пользу!

— Но ты же боишься лошадей.

Как и всегда, в его голосе звучала беззлобная насмешка. Он часто разговаривал с ней так, будто она еще маленькая, улыбался и подмигивал ей. Когда они были детьми, то часто играли вместе. Альруна же хотела, чтобы он воспринимал ее всерьез и больше не считал ребенком!

— Я уже давно их не боюсь! — запальчиво воскликнула она.

Это была наглая ложь — больше всего на свете Альруна боялась боевых скакунов, которые привыкли возить на себе воинов, но не женщин. Ричард вырос на спине лошади, он научился ездить верхом в возрасте четырех лет. Она же была намного старше, когда впервые села в седло, — и это понравилось ей намного меньше, чем ему.

Но Альруна не подала виду, что ей страшно.

— Пришло время тебе выйти в мир живых! — воскликнула она.

Если не ее слова, то ее взгляд уж точно позволил девушке добиться своего.

Он больше не улыбался, не подмигивал ей.

— Ну, раз ты так говоришь…

Сердце Альруны беспокойно стучало в груди, когда они вместе вышли из покоев. Несколько лет назад Ричард приказал отремонтировать герцогский замок в Руане, тогда-то и была построена эта башня. Ее окна выходили на юго-запад. Поскольку Руан был столицей герцогства, Ричард проводил в своем замке много времени. Обычно он не покидал башню в компании женщины, его сопровождали мужчины, чаще всего — его брат, Рауль д’Иври, рожденный матерью Ричарда, Спротой Бретонской, от одного мельника из города Питр. Поскольку Рауль был сыном простолюдина, он не мог претендовать на герцогство. Из-за этого детство Рауля было намного легче, а характер — жизнерадостнее. Сейчас, в эти недели траура, Ричарду трудно было общаться с братом-весельчаком. Альруна была уверена, что Ричард считает, будто она сможет лучше его понять, — не зря он всегда посмеивался над ее предельной серьезностью.