— Ты вступил в легионы Красса новобранцем?
— Нет, я был латиклавием легиона под командованием Гнея Корнелия Лентула Клодиана — бросил он, даже не соизволив объяснить, что значит эта должность «латиклавий».
Ого, подумал я. Насколько помню, это была вторая по старшинству должность в легионе после легата, командующего легионом, и назначалась она римским Сенатом, а позднее даже императором. А, ну да, что-ж здесь удивительного, он же патриций — золотой мальчик, был. Был, но почему он сейчас центурион? За столько лет еще до плена он должен был стать минимум командующим легионом, а то и легионами какой-нибудь богатой провинции, где-нибудь в Азии или Испании.
— Не по вине ли того самого «грязного фракийца» по имени Спартак, ты сейчас только центурион далеко не самой первой когорты?
Самой престижной в римских легионах была должность центуриона первой когорты и так далее по порядку. Ну, а уж о Спартаке мое поколение знало точно. Еще в четвертом классе школы учителя с коммунистическим энтузиазмом нам рассказывали о классовой борьбе рабов против их угнетателей римлян. А Спартак разбил легион его командира Гнея Корнелия и не его одного.
В глазах центуриона появилась боль, казалось он даже поник, хотя продолжал стоять, широко расправив плечи. Затем боль сменилась удивлением, и он задумчиво посмотрел в мою сторону.
— Прости меня, принц, за мое высокомерие. Долгие годы бедствий так ничему и не научили меня. Но прошу, удовлетвори мое любопытство. Откуда юноше, прожившему только тринадцать лет, известно о восстании рабов далекого Рима? Откуда тебе известна иерархия римских легионов. Кто научил тебя говорить на моем языке? Ты ведь приехал к отцу только несколько дней назад, и я не видел, что бы ты общался с моими легионерами? Да даже если бы я и не увидел твоих бесед с ними, уверен, никто из них не рассказал бы о позорном восстании Спартака.
Ага, значит мне точно тринадцать лет. Это уже информация. Ну, а откуда же я приехал и почему прямо перед осадой? Я бы своего сына, будь он у меня, отправил, куда подальше от таких событий.
Но вслух сказал, только начавшую формироваться в моей голове идею:
— Мне многое ведомо, Гай Эмилий.
Ну, а почему бы и нет, ведь и в мое время толпы людей ходят к гадалкам, чтобы узнать свое будущее. Ну а здесь, в прошлом, так сказать, сам Бог велел предсказывать. И можно попытаться воодушевить воинов. А хороший дух у солдат, как показывали результаты многих битв в известной мне истории, это уже половина победы, а иногда и вся.
— На мне печать Великого Синего Неба, Отца нашего Тенгри. И он мне показывает многое. Я вижу не только настоящее Рима, но и его будущее.
— И что же там происходит? — услышал я с явной иронией.
— Сейчас у тебя на родине бушует гражданская война. Гай Юлий Цезарь, объявивший себя императором, убит.
— Как убит? — прошептал он.
А ну как же, вспомнил я. Он ведь собирался воевать с парфянцами, чтобы вернуть аквилы семи легионов Красса и восстановить честь Рима, ну и двенадцать тысяч пленных заодно, с одним из которых я сейчас и беседую. Думаю, что пленным римлянам стало как-то известно об этом. А я разрушил его надежды.
— Убит толпой нобилей во главе с Марком Юнием Брутом четыре года назад, пятнадцатого марта. Следующим диктатором станет Гай Октавий Фурий. Сейчас он только триумвир. Кстати, один из триумвиров Марк Эмилий Лепид — твой брат, — сказал я, надеясь, что попаду в точку. Хотя был почти уверен в этом.
— Младший брат. Он мой младший брат, — ответил он задумчиво.
— Вот так вот, — продолжил я, — и я уверен, что завтрашний бой не последний. У нас еще впереди много битв!
Тут я увидел несколько легионеров и молодых кочевников, слышавших мою беседу с центурионом и смотревших на меня с надеждой. Среди них был «мой» братишка Тегын.
Посмотрев на них, я подумал: «Я должен выжить, и теперь, наверное, должен спасти их! Надо отменить завтрашнюю вылазку. Что же придумать?» — мучительно размышлял я.
Глава вторая
Генерал Чен Тан сидел за столом в просторном шатре и мрачно смотрел на разложенную карту города, названного им Таласо по имени реки, на берегу которого он стоял. Его посещали горькие мысли: «Я, вельможа из древнего царского рода Инь, нахожусь в этой богом забытой пустыне, перед ничтожным городом этих ху[4]».
Да и городом нельзя было его назвать, любая даже самая захудалая деревня в Срединной Империи намного больше. Хотя эти рабы с Сутэ[5] построили на удивление хорошую крепость. Надо будет забрать их с собой, кода я уничтожу этих ху и привезу голову Чжи-Чжи в Чанъань[6] ко двору императора Лю Ши, и он простит меня», — мысленно продолжал Чен Тан.