Тогда я сказал:
— Объясните мне только одно, ваша милость: ведь подобные дела совершаются всегда наедине; кто же может присягнуть и свидетельствовать по всей правде-истине, что тут было насилие, если она не кричала и не звала на помощь и никто их не видел в эту минуту и не застал на месте преступления?
А он отвечал:
— Этого и не надобно. Никто не требует от свидетелей присяги в том, что они видели подобные вещи своими глазами: ведь тогда нельзя было бы довести до конца ни одного дела. Свидетелям достаточно подтвердить, что девица была с мужчиной наедине, в закрытом помещении, что он ее поцеловал, или обнял, или вообще вел себя так, что мог бы навести на подозрения. Такие свидетельства с прибавлением жалобы на насилие и приговора осмотревших девицу почтенных матрон считаются достаточным основанием, чтобы осудить человека.
Здесь, в Мадриде, я был свидетелем одного вопиющего случая; вряд ли вашей милости приходилось слышать что-либо подобное. В столицу прибыла некая весьма красивая дама, уехавшая из своих мест от сплетен и искавшая средств к жизни. Она выдавала себя за девицу и несколько дней вела себя соответствующим образом. Тут за ней стал ухаживать одни весьма знатный сеньор; она получила от него письменное обязательство об уплате ей восьмисот дукатов, но, чтобы не уронить ее чести, они договорились указать в бумаге, что эти деньги ей даются в качестве приданого, чтобы она могла выйти замуж. По истечении указанного в бумаге срока он не уплатил, она подала на него в суд и получила деньги, а расписку замариновала впрок. Через несколько лет она завела знакомство с одним приезжим сеньором и подала на него в суд за совращение, опираясь на покровительство некоего важного лица и вторично предъявив свой документ. Обвиняемый указывал, что расписку давал не он, но истица ловко повела дело, говоря одним одно, другим другое, тот проиграл процесс и заплатил.
Короче говоря, эта женщина ухитрилась несколько раз получить деньги за непроданный товар и на этот доход жила припеваючи.
Считайте, ваша милость, что вам повезло: вы дешево отделались. Все свидетели в один голос показали бы, что вы виновник ущерба, которого никогда этой девице не наносили.
На этом мы распрощались, и он ушел. Я же был вне себя от изумления. Размышляя об этом предмете, я понял, как мудр, свят и справедлив был указ Тридентского собора о тайных браках[125]. Сколько зол было им исправлено! Сколько лазеек закрыто, сколько оград возведено! Если бы светские власти приняли подобный же закон относительно происшествий вроде того, что случилось со мной, то число дурных, погибших женщин сократилось бы в пять раз, а может быть, и в десять.
Ведь мы-то с вами знаем, что никакого насилия не бывает и что все делается с обоюдного согласия. Нет на свете мужчины, который мог бы без помощи сообщников совершить насилие над женщиной, если она не уступает ему по доброй воле. А ежели такова ее добрая воля, то почему и за что она хочет с него взыскать? Расскажу вам тут истинное происшествие, случившееся в одном из сеньориальных владений в Андалусии.
Дочку одного крестьянина полюбил парень из той же деревни и сумел склонить ее на грех. Когда отец девушки узнал об этом, он отправился в город и подал жалобу в суд.
Алькальд внимательно выслушал свидетелей и, когда крестьянин изложил ему во всех подробностях свои претензии, сказал: «Значит, вы обвиняете этого малого в том, что он баловался с вашей дочкой?»
125