Я так и слышу его ответ: «Ты бедняк — вот и готовься к смерти и другим напастям; а я богат, здоров, умен, силен, знатен. Я живу в хорошем доме, сплю на хорошей постели, ем что хочу, делаю что вздумается, а где нет тяжких трудов и лишений, там нет старости и неоткуда взяться смерти».
Несчастный глупец! Самсон, Давид, Соломон и Лазарь[40] были куда лучше тебя, умнее, сильнее, красивее, богаче — и все же умерли, когда пробил их час. От Адама до нас прошли сонмы людей, и ни один не жил больше положенного срока.
Но они думают иначе, и кто отважится сказать правду наперекор их воле? Пусть об этом печалится Варгас![41] Проповедуй, кому себя не жаль. За меньшее волокут на плаху. С сильным не вяжись, а с правдой не шути.
Я не нанимался говорить им, на свою голову, то, чего они не желают слышать. Довольно с меня понимать, что все кругом обман и всякий лжет. Это я готов повторять хоть тысячу раз и буду вновь и вновь возвращаться к этой истине, ибо одну ее надо крепко уразуметь и не требовать того, чего нет и быть не может.
Кто думает, что свеж и здоров, что соки его тела полны жизни и смешаны должным образом, тот-то и есть самый хилый и погибнет скорей других. Нет столь несокрушимой силы, что могла бы устоять против дыхания болезни. Мы созданы из праха: дунет ветер и развеет прах по земле. Не обманывайте же себя, не мните, будто вы не то, что вы есть, и не вверяйтесь обольщениям плоти.
Но они твердят тебе то же, что и другим: коли тебе дана власть — делай что вздумается; если ты нарядный кавалер — гуляй и веселись; красив и богат — распутничай; знатен — презирай других, и пусть никто не посмеет равняться с тобой; тебя оскорбили — не прощай обиды; ты правитель — правь себе на пользу, ничем не смущаясь; ты судья — порадей приятелю и плюнь на закон; ты в чести у великих — пользуйся случаем, попирай бедняка, ибо твое имя, твое звание, твой сан и твое могущество столь высоки, что он не посмеет прийти и потребовать назад свои деньги и украденный тобою плащ.
Нет, милостивые сеньоры, что бы вы о себе ни воображали, на деле все далеко не так, и самый лучший из вас, как он ни хорош, все-таки не более чем горсть праха. Выбирайте, из какого праха хотите быть сотворены: из пыли земной или из остывшего пепла? Ибо третьего не дано. И если из пыли земной, то извольте припомнить, что господь создал вас из увлажненной грязи, ибо земля без воды бесплодна; а это значит, что и ныне вы должны увлажнять себя для жизни небесной, познавая самих себя; если же ваш бренный прах иссушен пороком и вы не окропите его небесной росой святых помыслов, не оросите добрыми делами, не простите обидчикам и не вымолите прощения у обиженных, уплатив тем свой долг и покаявшись от всего сокрушенного сердца, то станете лишь кучками остывшего пепла. И поступят с вами, как с обычным пеплом, из которого изготовляют мыло для отмывания пятен, а остатки выбрасывают на помойку… Ваш пример да послужит уроком для тех, кто стремится спасти свою душу, а вам одна дорога: в жерла адских печей. Все это истинная правда, и давно уже пора высказать ее вам в глаза. Если в молодые годы я лгал, то ныне опыт жизни и подступающая старость открыли мне, сколь тяжек был мой грех.
Вы же не надейтесь, что вам, как и мне, господь отпустит долгий срок жизни и что вы еще успеете замолить грехи, отложив покаяние на старость: налетит ураган и умчит вас во цвете лет. Ни моя жизнь, ни ваша не заговорена. Мы, люди, все равно что куры на птичьем дворе: камнем ринется ястреб с неба и унесет, которую наметил; а не то придет хозяин и зарежет первую попавшуюся; ни одна не ведает своего часа, и все сгинут одна за другой».
Впрочем, я увлекся своими мыслями и не заметил, что сбился с дороги. Но ведь ты сам знаешь, что задача моя — создать совершенного человека, и всякий раз, как на пути попадется подходящий камень, я подбираю его и кладу к другим. В этих находках весь смысл моих странствий; каждая приближает меня к цели. Но пусть ноша полежит пока здесь; я вернусь за ней, как только найду время, и думаю, что ждать придется недолго.
Итак, повторяю, что тогда я был насквозь пропитан ложью. С одними свистал соловьем, с другими каркал вороной. Не всякому можно и должно говорить все. Вот почему я не любил упоминать о своих делах и никогда не рассказывал о них подробно. Одним плел одно, другим другое и всегда привирал. Однако кто врет, должен памятлив быть; я же сегодня врал на один манер, а завтра перевирал на другой. Это было замечено, и словам моим перестали верить, более полагаясь на слухи. Домочадцы сходились на том, что со мной случился какой-то конфуз. Но каждый судил и рядил об этом по-своему, вкривь и вкось, как все мы судим о чужих делах.
40
41