Однако довольно об этом человеке; лучше вспомним многих других: дивясь глубокомыслию книги, они искали, кого из ученейших и мудрейших мужей можно счесть отцом сего детища; каждый называл поэта, который казался ему самым даровитым, образованным и красноречивым и мог бы сочинить столь удивительное и редкостное произведение. Что ни возьмешь, все оборачивается к вящей славе автора.
Последние сомнения отпадут, когда читатели ознакомятся с его «Святым Антонием Падуанским»:[11] дав чудотворцу обет составить историю его жития и деяний, сочинитель вынужден был задержать выпуск в свет настоящей второй части. Читатели сами убедятся в том, как чудесно изложено житие святого. Самый труд этот можно считать чудом: печатникам зачастую не хватало работы, и я знаю от верных людей, что автор вечером садился писать то, что наутро отправлял в набор, ибо в дневное время имел множество других неотложных занятий. В краткие ночные часы он успевал еще выбрать и отсчитать бумагу, а также распорядиться по дому и переделать множество других важных дел, из коих каждое требует полной свободы от прочих забот. И то, что было написано при подобных обстоятельствах, а именно книга третья «Жития» (впрочем, и все сочинение таково, что каждый воочию видит океан дарования: там содержится богатейшая сокровищница повестей и повестушек, рассказанных остроумно и полных назидательности, — а более высокой похвалы я не знаю), — книга третья, повторяю, это как бы слой эмали, придающий блеск драгоценной вещице: так говорят все, кому посчастливилось с нею ознакомиться.
Что же теперь сказать о части второй «Гусмана де Альфараче» и о сроке, в какой она была написана? Он поистине слишком короток: ведь автору пришлось сочинять книгу заново, изменяя то, что он написал раньше, ибо некто выпустил в свет подделку, воспользовавшись изустными пересказами. Новая часть вторая говорит сама за себя, ставя на место дерзких, кои безрассудно кидаются в воду, не зная броду. Но если все сказанное правда; если книгу одобряют ученые и не отвергает простонародье; если весь свет ее превозносит и всякий находит в ней то, что ему по вкусу (а как трудно сего достичь, о том говорил сам Гораций[12]); если под мирским названием кроется книга божественная, способная обуздывать злых, поощрять добрых, побуждать к размышлению ученых, забавлять неученых и служить всем вместе школой политики, этики и экономики; если при этом она так занимательна и понятна, что все наперебой покупают и читают ее, то кто назовет мое похвальное слово незаслуженным даром? Что это, как не скромная лепта в счет долга, который мы по справедливости обязаны уплатить?
О счастливая Севилья, ты, что числишь среди многих чудес одно из прекраснейших: сына, чьи великие труды, не уступая лучшим творениям древних, удостоились громкой славы у всех народов земли, которые превозносят его имя, поют ему хвалу и венчают его заслуженными лаврами!
КНИГЕ И АВТОРУ
ОТ ОДНОГО ЕГО ДРУГА
ОТ ЛУЗИТАНЦА[13], ЧЛЕНА ПРЕСВЯТОГО ОРДЕНА ТРИНИТАРИЕВ БРАТА КУСТОДИЯ ЛУПА
Эпиграмма о пользе книги
11
12
13