Я несколько «пересолила», мужик чуть не выгрузил меня тут же. Еле уговорила довезти меня до «соседнего дома», который «из моих окон не простреливается», то есть до моего настоящего подъезда.
Вот поэтому по ступенькам пришлось телевизор тащить самой. Все, мужики на сегодня кончились. Искать их в непосредственной близости от дверей было рискованно.
Последним отчаянным усилием я водрузила эту громадину на комод, всунула антенну, и получилось все без всяких народных умельцев. Всего и делов! И за это мужчины имеют наглость что-то требовать?! Если бы женщины приучили себя читать инструкции к покупаемым электроприборам, рейтинг мужчин упал бы до нулевой фазы в электросети.
Надо быть полным идиотом, чтобы не настроить программы. Лучше пользоваться ручной настройкой. «Местный» лучше всего оставить на четвертой кнопке. Вот он! Температура воздуха в правом нижнем углу – единственное, что смотрит народ по местному каналу. Как раз новости!
Диктор с удивительно провинциальной физиономией, видимо, этим подкупающий большую часть аудитории, говорил о крупном пожаре. На экране ночные небеса лизали языки пламени, вверх летели обрывки горящей бумаги, бегали пожарные. Я прибавила звук. Минувшей ночью на одном из фармацевтических складов, принадлежавшем известному предпринимателю Михаилу Поливанову, произошел пожар. Находившаяся на складе продукция выгорела полностью.
Вот камера поймала взлохмаченную голову самого Поливанова. Мой бывший хозяин вцепился в направленный на него микрофон. Последовала короткая борьба с репортером, в которой Поливанов взял верх. Он закричал в оранжевый микрофон, прижимая его ко рту, как эстрадная звезда, и я внутренне содрогнулась от знакомого оглушительного голоса:
– Тысячи стариков и старушек не получат завтра необходимых лекарственных препаратов! Вы видите, какими средствами пытаются бороться со мной, Поливановым, мои противники! Они ударили сегодня не по мне, а по больным и престарелым жителям нашей области! Вот на чьей совести будут их загубленное здоровье и утраченные жизни! Не в моих деньгах дело! Не за себя мне больно, а за здоровье россиян!
Тут в кадре опять показался корреспондент, в руке он нес слегка обгоревший, но все-таки читаемый экземпляр бюллетеня.
– Михаил Павлович, пожарные говорят, что склад был доверху забит бумажными пачками. Вот один из сохранившихся экземпляров. Как вы это прокомментируете?
– Что вы мне суете какие-то бумажки?! – заорал взбешенный Поливанов. – Я вам про жизнь человеческую, а вы тычете всякие бумажки! Морда продажная! Забери свой микрофон и засунь себе его знаешь куда?!.
Дима Волгин сделал все, как обещал. Людмила Поливанова тоже мне не соврала.
В вечернем выпуске новостей, во время которого мы с Ритой пили чай перед телевизором и по счастливому лицу моей тетушки бегали разноцветные блики от переключаемых программ, ее любимый тележурналист Лаврентий Мотин сообщил сенсационную новость. Михаил Поливанов снял свою кандидатуру с губернаторских выборов, по причине ухудшения здоровья, – кандидат угорел на ночном пожаре, спасая медикаменты, предназначенные для неимущих стариков. Но сегодня же избирательная комиссия зарегистрировала нового кандидата в губернаторы области – его жену, Людмилу Поливанову.
Затем нам показали репортаж из больницы. Михаил Поливанов лежал на койке, голова его была почему-то перебинтована – не иначе, пострадал в схватке за микрофон? – а также крупным планом была показана капельница. Неожиданно дверь в палату распахнулась, и вбежала Людмила Поливанова. В проеме распахнутого белого халата наблюдательный зритель мог рассмотреть и шикарное черное платье выше колен, и высокую точеную ногу.
Поливанова бросилась мужу на грудь.
– Мишенька, родной! Что они с тобой сделали! – закричала она.
Поливанов приподнялся на кровати и, сверкнув очами, браво сказал в камеру:
– Ты мне не только жена, но и друг, и соратник! Отряд не должен заметить потери бойца. Ты заменишь меня… Ты должна принять участие в выборах. Я верю – ты победишь! Ты будешь достойным губернатором! Вперед, Людмила! Я верю в тебя…
Обессиленный Поливанов упал на подушки…
– Грандиозно! – воскликнула Рита, откусывая от бутерброда. – Это же древние римляне! Какой подвиг, какая патетика! Жаль, он не сжег себе руку на пожаре, как Сцевола! Вот это люди! Я буду голосовать за Поливанову!
«Мягкий путь»
В субботу в семь часов утра нас с Ритой разбудила мелодия моего мобильника. Еще не продрав глаза, я поднесла трубку к горячему от подушки уху.
– Слушаю…
– Алло, Света, это Сергей Лунин! Я вас не разбудил?
– Конечно, нет, – сказала я голосом простуженной мартышки.
– Я вас все-таки разбудил! Простите меня, ради бога. Просто я уже давно на ногах. Время тянется так медленно, а утро в субботу – это такое растяжимое понятие. Я ждал, ждал и решил позвонить. Вы на меня не слишком сердитесь?
– Нет, не сержусь, Сергей.
– Где и когда мы с вами встретимся?
– Говорите вы, я способна запомнить, но предложить что-то я не в состоянии.
– Хорошо, понял. Давайте в девять часов утра…
– Вы с ума сошли!
– Простите. В двенадцать часов, у памятника Тургеневу. Знаете, где это?
– Конечно, знаю. Обидно такое слышать даже! У памятника Тургеневу, в четырнадцать часов.
– Хорошо, в четырнадцать. Простите, Света, что я вас разбудил.
– Очень, хорошо, что вы меня рано разбудили. Такое чудесное сегодня утро!
Я положила трубку. Голова моя упала на подушку. Шум за окном теперь мешал мне уснуть. Я встала, раздвинула шторы. Шел проливной дождь.
Не дай вам бог видеть женщину, собирающуюся на свидание! Она сидит в чем мать родила среди раскиданных в беспорядке коробок и тряпок. Волосы ее торчат в разные стороны, как у Медузы-Горгоны, а глаза способны обратить в камень всякого, кто станет случайным свидетелем ее первозданного вида. Представители всех мировых конфессий вздрагивают в этот миг, потому что женщина поминает недобрым словом всех их святых без разбора. Но ей простится все, так как грех проклятия тут же смывается ее горькими слезами. Если же какой-нибудь мужчина все-таки увидит женщину, собирающуюся на заветное свидание, – беда ему. Женщина ему этого не простит, будет преследовать и рано или поздно погубит несчастного. Никто не должен видеть женщину обезоруженной, без маски красоты – как она сама ее понимает.
Летают из угла в угол скомканные вещи, слышны проклятия и рыдания. Так проходит один час, потом другой. Вдруг все смолкает.
Полчаса тишины. Раскрывается дверь и показывается Она. Кто ее не заметит теперь, кто случайно пропустит ее глазами, тому не жить. Не простит, будет идти по кровавому следу, рано или поздно настигнет и…
Как это получается, никто не знает. Даже сама женщина.
В тринадцать часов я смотрю в окно и вижу ясный, омытый теплым ливнем день. В тринадцать тридцать я выхожу из подъезда, и соседский мужик закрывает капот своих «Жигулей», забывая убрать пальцы. Его истошный крик и длинная просторечная тирада сопровождают мое шествие по улице подобно гимну красоте и молодости.
В тринадцать тридцать пять мне совсем не грациозно пришлось увернуться от неизвестно откуда выскочившего джипа. Машина затормозила. Я собиралась на правах красивой женщины высказать все, что думала и чувствовала в этот момент, но открылась задняя дверца, из полумрака возникла огромная лапа и, схватив меня за шиворот, утянула за собой, как монетку в игрушке-копилке. Джип тут же сорвался с места. Меня прижало силой инерции к кожаному сиденью.
– Здравствуй, ногастая! – сказал обладатель руки, и я узнала в аккуратно подстриженной горилле Пантелея. Того самого бандита, знакомого мне по наезду на финансовую компанию.