Анна застыла. Нет, она предполагала, что сейчас ее возьмут на ручки, но готова к этому все равно не была.
– Ну же, исса Анна, смелее. Или вы шустрая только на язычок? – подначивал ее граф, подходя вплотную к берегу.
И в этой фразе Анна уловила двойной смысл. Нет, она не считала себя испорченной, но эти струйки воды, сбегающие по плечам, по груди, по животу, по… Ох, туда не смотреть! Не смотреть, я сказала!!! А граф встал прямо перед нею и раскинул руки, приглашая в объятия.
Анна зажмурилась и шагнула навстречу.
Она услышала тихий смех и почувствовала, как ее подхватывают на руки. Также, не открывая глаз, она покрепче ухватила графа за шею.
– Я смотрю, вы готовы задушить меня в объятиях, – прошептал ей мужчина прямо в ухо.
Близко, слишком близко! Женщина снова залилась краской. Но теперь ее охватил не любовный экстаз, а здоровая злость. О, да! Придушить этого сноба – отличная идея. Жаль, что неосуществимая…
Анна открыла глаза, только когда ее поставили на ноги.
– Благодарю, ваша светлость, – пробормотала Анна и поймала себя на желание отвесить реверанс. Ага, щаз!!! Она поспешила отойти к Ванессе.
– Ты как? – спросила она девочку.
Та сидела на одеяле, о чем-то раздумывая, а над ней завис шар света. Анна принялась оглядываться вокруг, ища необычный фонарик.
– Исса Анна, а у вас есть муж или жених?
Внезапный вопрос заставил Анну забыть о своем поиске и присесть рядом с девочкой.
– Нет, Ванесса, ни мужа, ни жениха у меня нет. – Она обняла малышку за плечи и прижала к себе. – И вряд ли будет, – тихонько пробормотала она себе под нос.
Вопрос подопечной вернул мысли Анны в прошлое.
Когда она узнала, что беременна, поспешила обрадовать своего Женю. И он предложил подать заявление и съехаться. Они долго искали и, наконец, нашли подходящую квартиру – небольшую и запущенную, но недорогую и недалеко от Жениной работы. Месяц они делали ремонт и приводили ее в порядок. И вот, их уютное гнездышко почти готово. В тот день они подали заявление в ЗАГСе и заехали на рынок. Женя был за рулем взятой у отца машины, а она сидела рядом, держала в руках только что купленный плафон для люстры, сзади лежали шторы, пледы, подушки, смешной пушистый коврик для ванной… Анна мечтала, как будет наводить уют и начнет вот с этого красивого плафона, он был последний и пришлось брать его без коробки, зато им сделали скидку. Визг тормозов, слепящий свет встречных фар. Анна пыталась сжаться, спрятаться за плафоном. Они летят с дороги. Удар. Рой кусачих пчел впивается ей в щеку, в шею. Кажется, земля и небо меняются местами. Темнота. Боль, темнота, боль. Вой сирен. И внезапно – старуха гадалка – грозит клюкой, сама так близко – шепчет прямо в лицо: «Дура! Тебе же сказано, нет тебе судьбы на этом свете! Сама чуть не сгинула и другую жизнь сгубила!» Она замахивается клюкой… Снова боль и темнота меняют друг друга… «Сгубила, – думает в бреду Анна. – Из-за меня он погиб!»
– Я согласна… и на тот свет… за любимым… – упрямо шепчет она.
– Будь по-твоему, – старуха смеется хриплым, лающим смехом.
И снова – боль, а следом спасительная темнота.
Когда Анна узнала, что с женихом все в порядке, она обрадовалась и думать забыла о своих бредовых видениях, решив, чего только с испугу ни примерещится. Затем ей сообщили, что рожать ей не придется. Вот тогда она и поняла, чью жизнь сгубила. Когда ей сообщили, что она, возможно, не сможет ходить, она решила, что это ничтожное наказание за ее легкомысленность. Но врачи сделали невозможное – операция, еще одна. Ей вправляли позвоночник, что-то сращивали. Ногу ей собирали чуть ли не по кусочкам и поражались тому, как хорошо на ней все срастается. Но ее это уже не волновало. Когда жених сообщил ей, что они расстаются, то она восприняла это как закономерный итог. Все потеряло смысл. Сколько времени она провела в больнице, пока училась ходить заново, а потом в маленькой съемной комнате у бабы Мани, которая пожалела “дуру-девку” и притащила к себе, Анна не считала.
Она пряталась от мира и винила себя в том, что случилось. Старинная трость с вычурным набалдашником, оставшаяся от мужа бабы Мани, стала ей единственной спутницей.
Но время шло, и однажды кто-то из коллег привел ее в детский клуб. Работа с детьми на время возвращала ее к жизни. Ради них она вставала по утрам. Ради «своих звездочек» она начала выходить к людям. Чтобы не шокировать своих юных учеников и их родителей, она взялась за себя и сделала каре, позволяющее прикрывать шрамы. Единственное, чего в ее жизни больше не было – это мужчин. Она и думать о них забыла, не замечала чужого интереса. Анна смирилась со своей судьбой старой девы, приняла ее, а тут такое…