— Елена Олеговна, если вы уйдете, мы можем решить, что вы испугались, — спокойно сказал Зернов.
— Чего мне бояться! — фыркнула она, но задержалась у порога. — Вашей вздорной болтовни, домыслов, сплетен? Все это словоблудие. А вот сережки мои на ней видели вы все, видел Анциферов. Да что там, у меня фотография есть, которую вы, Герман Михайлович, вручили мне собственными руками! Показать?
Кускова метнулась к себе в спальню и вернулась через несколько секунд со снимком в руках.
— Вот видите?! — Она сунула его под нос одному, другому. — Уж что-что, а сережка здесь хорошо видна! Вот это и есть то, что называется фактом! А в милиции, как известно, признают только факты, и ничего больше!
Эффектным жестом она швырнула фотографию на пол перед Лидией, а сама с видом оскорбленной добродетели упала обратно в кресло.
Напор Елены если и не сбил Германа совсем, то в какой-то мере смутил его. Его план был рассчитан не столько на то, что у Кусковой заговорила совесть, сколько на то, что ей будет стыдно перед чужими людьми и перед собственным мужем. Однако Елена сумела повернуть разговор в другое русло. Пока Герман соображал, как снова перехватить инициативу, произошло неожиданное.
Митя поднял фотографию и, нахмурив брови, стал рассматривать ее, удивительно напоминая при этом отца.
— Мама, — сказал он вдруг, — а это не та сережка, что ты спрятала в шкаф?
Кускова дернулась в кресле, будто ее ударило током.
— Что ты говоришь, маленький, — залепетала она. — Разве я кладу сережки в шкаф? Я их храню в шкатулке, ты же играешь ими иногда…
— А эту спрятала, — настаивал малыш. — Ее тебе вот этот принес. — Митя указал подбородком на выпучившего глаза Анциферова.
Елена растерялась — удар был слишком неожиданным. Впрочем, сработала привычка.
— Мальчик что-то напутал, — твердо заявила она. — Недавно Вадим приносил мне средство от моли. Оно было в такой упаковке из фольги, как таблетки. Вот он…
— Нет, не таблетки, а сережка с блестящими камешками. Я ее помню. Сейчас! — И ребенок скрылся за дверью.
Елена было вскочила с места, чтобы остановить сына, но одновременно с ней поднялся и Герман.
— Куда вы торопитесь, Елена Олеговна?! — воскликнул он. — Я думаю, мальчика нам всем лучше подождать здесь.
Не прошло и полминуты, как в проеме появился торжествующий Митя с двумя переливающимися ленточками в руках.
— Они там обе лежали, — пояснил он. — Под полотенцами.
Елена сделала движение рукой, будто хотела вырвать у Мити сережки, но тот подбежал к отцу:
— Видишь, папа? Это те сережки, что на фотографии!
— Да… да… — Под семью парами глаз, обращенных к ней, Елена качнулась, будто ее толкнули в грудь. — Я, наверное, забыла… Положила подальше… чтобы воры не смогли найти… Они мне очень дороги, подарок мужа…
Это было жалкое зрелище.
Молчавший до сих пор Виталий Сергеевич тяжело поднялся из кресла.
— Я очень рад, господа, — сказал он, забирая из рук Мити сережки и пряча их в карман пиджака, — что недоразумение разъяснилось полностью. Надеюсь, оно не помешает вам всем бывать в этом доме и поддерживать дружбу со мной и моей семьей.
Он обращался ко всем, но смотрел главным образом на Лидию и Германа. Зернов в знак согласия наклонил голову.
Виталий Сергеевич подошел к Лидии, поцеловал ей руку.
— Я от души поздравляю вас, Лидочка, с тем, что вы наконец нашли человека, достойного вас… Хотя мне немного грустно. Вы ведь вряд ли теперь останетесь у нас работать?
— Я не знаю… — Она нерешительно оглянулась на Германа.
Тот обнял ее за плечи.
— Вряд ли, — твердо произнес он, глядя банкиру прямо в глаза. — У нас совершенно другие планы.
Кусков кивнул и провел рукой по непослушным волосам сына, стоящего рядом.
— Нам с Митей вас будет очень не хватать, — сказал он Лидии.
— Очень не хватать, — как эхо повторил мальчик. Его круглые глаза были серьезны и печальны.
— Но мы можем часто встречаться, — попыталась приободрить его Лидия. — Ведь нам ничто не мешает дружить.
— Мужчина и женщина дружить не могут, — отрезал Митя, метнув исподлобья взгляд на стоящего рядом Германа, и вдруг сорвался с места и выбежал из гостиной.
— Извините, я сейчас. — Виталий Сергеевич поспешил за ребенком.
— Виталий! — Елена тоже было бросилась вслед, но Кусков, задержавшись в дверном проеме, остановил ее:
— Не нужно. Мы сами разберемся. Ты оставайся пока здесь. — И вышел.