Она спрыгнула с подоконника и исчезла в толпе, недовольно дернув узкими плечами под твидовым жакетом. Мэрион отпила шампанского из ее банки. Оно тут же ударило ей в голову, а от пузырьков защипало язык.
Несмотря на то что в доме царил сущий хаос, ей тут очень понравилось. На стенах висели картины без рам, написанные густыми масляными красками. Вместо мебели повсюду стояли высокие пачки газет «Дэйли Уоркер», служившие столами и стульями. Главным источником света были свечи, воткнутые в бутылки. И хотя повсюду, куда ни глянь, был страшный бардак, это местечко показалось Мэрион романтичным.
— Давай познакомлю тебя кое с кем, — сказал невесть откуда возникший Валентин, взяв ее за руку и потянув за собой. — Это Эрик, он писатель. Поговори с ним, а я скоро вернусь.
В тусклом свете Эрик, худощавый и печальный, казался усталым и измученным, точно в жизни ему приходилось очень несладко.
— А о чем вы пишете? — вежливо поинтересовалась Мэрион.
— Моя книга называется «Дорога на Уиган-пирс», — сообщил он и затянулся самодельной папиросой.
— Пирс? Стало быть, это про жизнь у моря?
Эрик презрительно покосился на Мэрион.
— Не совсем.
К ним бочком подошла Декка, улыбаясь своей белозубой улыбкой.
— Вообще, речь там о том, как рабочий класс на севере борется с «оценкой нуждаемости», — сообщила она со своим звенящим акцентом. — Такой памфлет против правых, верно я говорю, а, Эрик?
— Много ты понимаешь, Декка! — огрызнулся он.
Впрочем, враждебность в его тоне была деланной.
— А вторая часть будет? — спросила Декка, явно желая его раззадорить.
— Можно и так сказать. Кстати, хочу спросить твоего мнения. Первая строка будет такой: «Был холодный ясный апрельский день, и часы пробили тринадцать»[38]. Как тебе, нравится?
Декка показала ему большой палец в знак одобрения и растворилась в толпе, от которой вдруг отделилась мечтательного вида дама. На ней было длинное, свободное платье, а волосы собраны в пучок на затылке.
— Вот ты где, Эрик! — звучным, глубоким голосом поприветствовала она его.
— Здравствуй, Вирджиния.
— Уистен тоже здесь. Пойдем к нам!
Эрик с Вирджинией удалились, а Мэрион вновь осталась одна. Но против такого расклада она ничуть не возражала. Она могла часами вот так сидеть на подоконнике и наблюдать за происходящим. Ей нравились эти яркие веселые люди. Они общались так легко и притом на равных! Каждый из гостей мог запросто заговорить с кем угодно. Она вдруг поймала себя на том, что совсем отвыкла от такого.
В дальнем конце комнаты она увидела Эсмонда, вокруг которого собралась толпа почитателей. На его массивном лице царило воодушевление, и он оживленно что-то рассказывал, энергично жестикулируя. Кажется, не один Валентин души в нем не чаял.
До нее доносились обрывки разговоров: «Джингоизм, шовинизм, национализм — все это безнадежно устарело».
Кто-то громко пел «Красный флаг» под аккомпанемент укулеле.
Из толпы вынырнул Филипп и, пошатываясь, направился к ней.
— Хочу с кем-нибудь переспать! — заявил он, с трудом держась на ногах.
— Прости, ничем не могу помочь, — с улыбкой отозвалась она.
Он пожал плечами:
— Ну и ладно! Попытка — не пытка!
Кто-то завел пластинку, и дом наполнился звуками песни «Ночью и днем»[39]. Они окутали Мэрион, вскружили ей голову, точно вино. Ей вдруг захотелось танцевать. Она ведь не танцевала уже целую вечность! Давненько она не делала всего того, что обычно вытворяет молодежь в двадцать. А ведь ей уже двадцать шесть! Как быстро летит время… Ее вдруг охватила паника. Сделав большой глоток шампанского, Мэрион закрыла глаза и начала плавно покачиваться в такт музыке.
«Ночью и днем только ты…»
Кто-то взял ее за руку. Ахнув, Мэрион открыла глаза и увидела прямо перед собой Валентина. Он притянул ее к себе и поцеловал. Неспешно вальсируя, они слились в поцелуе. Свечи таинственно мерцали и отбрасывали на стены длинные тени. Мэрион доводилось видеть и золотые бальные залы, и великолепные короны, но все они не шли ни в какое сравнение с прелестью этого мига. Ободранные стены, пыльные половицы, окно без занавесок… Она знала, что запомнит этот вечер на всю жизнь.
— Пойдем со мной? — прошептал он ей в волосы.
Постелью ему служил матрас, лежащий прямо на полу. Но никаким даже самым роскошным кроватям с пологом было с ним не сравниться! Пальцы Валентина каждым касанием распаляли в ней жаркое пламя. Она закрыла глаза и отдалась порыву. Какое же это было блаженство! Как же долго она его ждала!
39
Имеется в виду песня «Night and Day», написанная Коулом Портером для мюзикла «Веселый развод» (1934).