II. «… и просвещение несущий всем швейцар»
Пьер Жильяр опубликовал свою книгу в Париже, в издательстве Пайо в 1921 году. Он ничего не приукрасил и ничего не выдумал. Он не искал для себя славы, не пропагандировал никаких политических идей, и потому ни словом не обмолвился о двадцати двух месяцах, проведенных в Сибири в разгар Гражданской войны. Жильяр был в первую очередь правдивым, независимым свидетелем.
Жильяр не был ни монархистом, ни тем более сторонником российского абсолютизма. Он являлся демократом в лучших швейцарских традициях, он был одним из тех федералистов с небольшим капиталом в банке кантона Воте, одним из тех, кто борется за свободу личности и права меньшинств. Сибирский опыт показал ему, что абсолютизм не оставляет потомкам ничего, кроме братоубийственной войны.
Насилие над личностью, совершенное игнорирование прав и свобод человека, например, являлось общей чертой царизма и режима большевиков. После Февральской революции 1917 г. Временное правительство и эсеры отменили смертную казнь в надежде на то, что в России утвердится, наконец, справедливое и гуманное правосудие. Жильяр завершил свою книгу напоминанием об этом основном принципе демократии и гражданского мира: «Какое бы сильное возмущение ни рождалось в душе и какой бы справедливой ни казалась месть, следует скорее пренебречь ими, чем жаждать кровавого искупления».
Пьер Жильяр с Ольгой и Марией в Ливадии. 1911 г.
За тринадцать лет службы в Семье Жильяр окончательно убедился в том, что Николай II был слабым правителем, измученным собственной нерешительностью: «Император был скромным и робким, он относился к тем людям, которые постоянно колеблются и которые из-за чрезмерной чувствительности и деликатности лишь с большим трудом решаются выразить свою волю». Его трагедия заключалась в том, что он одновременно являлся и хранителем, и узником порочной системы: «Я внутренне убежден, что, несмотря на свои ошибки, Николай II был в меньшей степени виновником собственных бед, и в большей степени жертвой режима, унаследованного им от своих предков», власти бюрократии, «которая стала всемогущей за века, а Царь выступал в роли ее безвластного главы». При слабохарактерном муже Александра Федоровна вмешивалась в дела управления государством все более решительно, следуя при этом советам Распутина. Жильяр, испытывавший к ней огромное уважение, написал, что «ее воздействие на Императора было слишком велико и почти всегда пагубно». Большим достоинством книги «Трагическая судьба Николая II и его Семьи» являются ее критический настрой и авторская дистанция по отношению к описываемым событиям. В ней нет ни намека на агиографию, нет попыток скрыть слабость характера Императора или его политические просчеты. С большой нежностью и симпатией Жильяр пишет о детях Царя, забота о которых в течение тринадцати лет была его основным занятием и которые были принесены в кровавую жертву новой, теперь большевистской Империи. Жильяр завершил свою книгу обобщением материалов допросов Николая Соколова об обстоятельствах гибели Романовых. Его выводы на протяжении шестидесяти лет были единственным свидетельством, достойным доверия.
Практически все рассказы о судьбе Романовых, опубликованные в 1920-е годы, были написаны людьми, объединенными общей точкой зрения, отстаивавшими теорию жидомасонского заговора против Русской православной церкви и Царя, «помазанника Божия».
Книга Жильяра с момента издания пользовалась большим успехом, а ее автор получил широкую известность: «Что касается моей книги, Пайо написал мне, что она продается в среднем по 250 экземпляров в неделю. Совсем небольшой рекламы оказалось достаточно для того, чтобы добиться во Франции такого же успеха, как в Швейцарии, где было продано 2500 экземпляров». В Великобритании и США книга была выпущена на английском языке.
Свидетельство Жильяра является сдержанным по манере изложения, но при этом полным внутреннего напряжения. События вплоть до расстрела Семьи выстроены в строгой исторической последовательности. С одной стороны, Жильяр повествует о жизни двора: блеск бриллиантов, показная роскошь аристократии, красота дворцов, пышность балов, почитание, почти обожествление Николая, по крайней мере в российской провинции, в народе. С другой стороны, речь идет о неизлечимой болезни наследника, отчаянье родителей из-за несправедливой участи их сына, болезненном фанатизме и мистицизме, который расцвел при дворе, интригах и мелочной зависти. Жизнь и смерть, счастье и трагедия Царя и его Семьи сливаются в книге Жильяра воедино и вплетены в канву его собственной судьбы.
Жильяр рисует широкую картину войн и революций, политических кризисов, манифестов Царя, выборов и роспусков Думы. Он показал изнанку пышных декораций: убийства, измены, пагубное влияние Распутина на Императрицу, злоупотребление властью, обычное для некоторых Великих князей. Мало-помалу Жильяр знакомит читателя с судьбами людей, среди которых он жил. Он очень сблизился с детьми, став их покровителем, он видел повседневную жизнь Романовых: «Никогда ни он (Император), ни Императрица не обсуждали со мной политические темы или личную жизнь, но удивительные события этих последних дней и тот факт, что я был настолько втянут в их заботы и хлопоты, сблизил меня с ними, и установленные преграды этикета и дворцовых обычаев пали». На протяжении пятнадцати месяцев, с марта 1917-го до мая 1918 года, Жильяр по доброй воле находился вместе с Романовыми в заточении в Царском Селе, а затем и в Тобольске, вплоть до прибытия в Екатеринбург. Он стал одним из самых близких им людей и единственным из ближнего круга, кто выжил. Эта общность судеб оказалась нелегким испытанием. Если заметная дистанция между ним, Императором и Александрой Федоровной сохранилась, то его отношения с детьми – Ольгой, Татьяной, Марией, Анастасией и Алексеем стали очень близкими. Гибель царских детей стала для Жильяра личной трагедией.
Пьер Жильяр в Ливадии. 1911 г.
Ольга и Татьяна на яхте «Штандарт» в июне 1914 г.
Алексей Николаевич со своим спаниелем по кличке Джой в Ливадии. 1914 г.
Простодушие детей и строгость условий, в которых они жили, были удивительны. Жильяр считал, что причиной этому послужило английское воспитание Александры Федоровны – внучки Королевы Виктории, и особенно – болезнь цесаревича, страдавшего гемофилией, которую диагностировали через несколько недель после его рождения в 1904 году. Диагноз оставался государственной тайной до начала Первой мировой войны, т. е. до 1914 года.
Алексей Николаевич на руках у Клементия Нагорного. 1910 г.
Для спасения сына от верной смерти, а также от ужасных страданий, вызванных периодическими обострениями, доводившими Алексея до шокового состояния, Царь и Царица практически удалились от мира и затворились в семейном кругу. За исключением дел, связанных с нуждами политики или международной дипломатии, монаршая чета практически не появлялась на публике.