Восемнадцатого декабря Курбе вызвал доктора Колена, который приехал через четыре дня, но еще до его приезда «доктор Фарваньи вторично произвел пункцию, снова откачав литров восемнадцать — двадцать жидкости. Разрез не заживал, и целых четыре дня жидкость продолжала течь, так что пациент буквально купался в асцитической жидкости, хотя его почти непрерывно обтирали губкой»[518]. Колен нашел его «в гораздо худшем состоянии, чем я думал и чем предполагал сам больной. Курбе лежал в постели. Вставал редко. По временам, когда лежать становилось невмоготу, его переносили на диван, где он и распластывался, совершенно сломленный болезнью… Состояние Курбе показалось мне безнадежным… У него было только одно желание… выкупаться в озере… „Если бы я мог погрузиться в воды озера, я вылечился бы“, — твердил он… Ванны приносили ему большое облегчение, словно успокаивая его изболевшее тело. Двое мужчин переносили его в ванну, и он лежал в ней, пока слабость окончательно не овладевала им. Чтобы убедить его вылезти, требовались долгие уговоры и пререкания… Он постоянно просил обтирать ему лоб холодной водой. Бесспорно, Курбе подстегнул свою болезнь чрезмерным употреблением напитков. До самого конца он ежедневно выпивал два литра… К несчастью, это было то самое местное вино, из-за которого в округе осталось так много вдов, а Курбе еще, по крестьянскому обычаю, запивал его молоком, что окончательно испортило ему пищеварение…»[519].
Конец приближался, но Курбе спокойно и мужественно смотрел в лицо смерти. Казалось, он больше обеспокоен денежными вопросами, чем своим здоровьем. Ему хотелось общества, и его регулярно навещали многие друзья-изгнанники, в том числе Эдгар Монтей, деливший с ним тюремное заключение в Версале в 1871 году и теперь почти каждый день приходивший поболтать. Весть о долгожданной капитуляции Мак-Магона перед республиканским большинством и о формировании второго кабинета Дюфора страшно обрадовала художника. Он продолжал вводить в заблуждение семью оптимистическими сводками о своем здоровье: «Ни о чем не беспокойтесь, — писал он отцу и Жюльетте 23 декабря, — если сможете, оставайтесь до тепла во Флаже. Я выплачу очередные пять тысяч франков правительству [1 января], которое на этом настаивает. Я поручил вести переговоры Фюме и Блондону, а также Кастаньяри. Не желаю больше занимать голову этими глупостями. За пять лет с меня их достаточно»[520].
Это было последнее написанное им письмо. Он быстро угасал: «Взгляд у него дикий, речь непонятная; говоря с ним, приходится повторять сказанное, а с двадцать восьмого у него начались приступы икоты, повторяющиеся каждые несколько минут»[521]. Вопреки его утешительным посланиям к родным, слухи о крайне тяжелом его состоянии достигли наконец Флаже, и 29 декабря его отец поспешил в Тур-де-Пельс, остановившись по пути в Безансоне, чтобы получить более подробные сведения у доктора Блондона. «Только что отправила отца в Тур, — в тот же день писала Жюльетта Блондону. — Я не знала, что он намерен ехать через Безансон… Вы знаете больше, чем я, о состоянии нашего дорогого больного. Не понимаю, как недуг сделал всего за несколько месяцев таким худым и слабым его, всегда такого сильного! Возможно ли, что мы потеряем его? Эта мысль, которая убивает и лишает меня мужества, тем более ужасна, что мы обещали друг другу всю жизнь быть вместе. Перспектива, встающая передо мной, как глухая стена, погубит мою жизнь»[522]. Режис Курбе приехал поздно ночью 29-го, вернее, рано утром 30-го и застал сына сидящим, но очень слабым. «„Держи, Гюстав, — сказал он, — я принес тебе маленький подарок. Потайной фонарь от нас!“ Он прибавил к этому фунт французского табака. Курбе улыбнулся»[523].
Отец просидел с художником весь день, к концу которого подоспела Жюльетта. Часы текли мирно. 30 декабря, с наступлением сумерек, Курбе позвал доктора Колена, жалуясь, что «у него вдруг появилось ощущение разрыва в левом боку и мучительная боль в селезенке; вероятно, это было следствие разрыва кисты в селезенке… Тогда он сказал мне: „Думаю, что не переживу ночь…“ Я стал делать припарки, смоченные в настое опия, но этого оказалось недостаточно, чтобы снять боль. Он просил меня сделать подкожный укол в пораженную область. К этому времени глаза у него запали, губы запеклись и почернели. Икота не унималась. Через полчаса после инъекции морфия он уснул. Было примерно восемь вечера. Проснулся Курбе около десяти и некоторое время оставался в дремотном состоянии. Сказал несколько слов, затем потерял сознание. Около пяти утра он начал отходить…»[524].
518
Письмо Колена к Лемонье от 31 декабря 1877 г., Тур-де-Пелье. —
520
Письмо Курбе Режису и Жюльетте Курбе от 23 декабря 1877 г., Тур-де-Пелье. — CD, коробка 2; опубликовано: COU, vol. 2, p. 179.
521
Письмо Колена к Лемонье от 31 декабря 1877 г., Тур-де-Пелье. —
523
Письмо Колена Лемонье от 31 декабря 1877 г., Тур-де-Пелье. —
Гюстав Курбе. Письма, документы, с. 231.