Дружба Курбе с Бодлером была в известном смысле аномалией, поскольку отвращение художника к литературе, включая поэзию, распространялось и на поэтов. «Писать стихи бесчестно, — заявлял он. — Изъясняться не так, как все, — это потуги на аристократизм»[81]. Бодлер, который был двумя годами моложе Курбе, часто сидел без гроша, а порой оставался и без крова; в такие дни он охотно принимал предложение художника воспользоваться жестким ложем на полу мастерской. Поэт, особенно под воздействием алкоголя или опиума, становился весьма темпераментным гостем. Как-то ночью Курбе убедили незаметно записать бред Бодлера, бессвязные слова и страшные ночные кошмары, которые приводили в содрогание менее эмоционального художника. Есть немало упоминаний о ссоре или по меньшей мере размолвке между друзьями, и вполне возможно, некоторое отчуждение имело место. Но даже если это правда, со временем наступило примирение. Когда в 1859 году они случайно встретились в Гавре, отношения между ними были, несомненно, наилучшими; позднее, в том же году, Бодлер был в числе гостей на большом вечере у Курбе, который подарил поэту натюрморт «Букет астр» с надписью: «Моему другу Бодлеру».
Причиной ссоры, если она в самом деле произошла, мог быть портрет Бодлера, часто датируемый 1853 годом, но, вероятнее всего, написанный Курбе в 1848 году, вскоре после их знакомства. Поэт, в коричневом костюме, голубой рубашке и желтом галстуке, читает книгу, прислоненную к столу, на котором стоит бутылка чернил с воткнутым в нее гусиным пером. За спиной у него — груда красных подушек. Портрет великолепно передает сосредоточенное внимание, а также, по свидетельству многих современников, отличается поразительным сходством с оригиналом, но Бодлеру он неизвестно почему не понравился. Сам Курбе тоже был не совсем удовлетворен. Он считал молодого поэта трудной моделью и жаловался: «Не знаю, как закончить портрет Бодлера: у него каждый день меняется лицо»[82]. «Бодлер, — комментировал Шанфлери, — действительно обладает способностью изменять внешность как беглый каторжник, не желающий, чтобы его поймали. Иногда волосы его ниспадают на воротник изящными надушенными локонами; назавтра его голый череп отдает синевой, обязанной своим появлением бритве цирюльника. Однажды утром он появляется улыбающийся, с огромным букетом в руках… два дня спустя — голова у него поникшая, плечи опущены, и его можно принять за картезианца, собственноручно роющего себе могилу»[83].
Помимо своего вклада в издание «Ле салю Пюблик» Курбе намеревался принять участие в предполагаемом конкурсе на аллегорическое изображение Республики, которое должно было заменить портрет низложенного Луи-Филиппа, но вскоре отказался от этой мысли. Вместо этого он отправился к Домье и уговорил его принять участие в конкурсе; к назначенному сроку тот представил свою работу, но премию не получил. Курбе пишет: «Я не участвовал в конкурсе на изображение Республики, призванное заменить портрет Луи-Филиппа, зато я приму участие в конкурсе народной песни, который открыт для музыкантов»[84]. Маловероятно, что Курбе осуществил свой наивный замысел, хотя он не расставался с иллюзией, будто имеет задатки великого музыканта.