Глава 6
Пивная Андлера
Курбе стал бывать в пивной Андлера примерно с 1848 года, и это непритязательное заведение лет пятнадцать с лишним служило ему рестораном, баром, клубом и форумом. Находясь в Париже, он завтракал и обедал там — сперва чуть ли не ежедневно, затем менее часто. Расположенная на улице Отфёй, 28, в двух шагах от его мастерской, она была удобным местом встреч художника с друзьями, многие из которых жили в том же квартале. Шанн описывает эту пивную как «очень скромное на вид заведение, настоящий деревенский кабачок… Хозяин был уроженцем Швейцарии [согласно другим источникам, швейцаркой была г-жа Андлер, супруг же ее — баварцем], и французское произношение навсегда осталось для него тайной. К тому же он был тугодум, и если понимал наши шутки, то не раньше, чем после целой недели размышлений»[96]. Еда была простая, обильная, тевтонская и выставлялась напоказ. «С потолка свешивались окорока, — пишет Шанфлери, — всюду громоздились гирлянды сосисок, сыры, огромные, как мельничные жернова, а бочки аппетитной кислой капусты напоминали о монастырской трапезной…»[97].
Кастаньяри так описывает пивную в день его первого посещения, примерно в 1860 году: «Помещение, похожее на туннель, длинное, темное, без всякой меблировки, кроме деревянных столов и скамей, на которых посетители сидели спиной друг к другу. Велась пивная на немецкий лад: пиво, кислая капуста, ветчина. Центральный проход был свободен, чтобы можно было обслуживать посетителей, чем тоже занимался сам г-н Андлер… Г-жа Андлер, плохо приспособленная для ходьбы толстуха, и [ее племянница] м-ль Луиза, белокурая и мягкая, как пиво, девушка… В глубине — бильярд, очередь к которому устанавливалась полюбовно. Сбоку находилась светлая веселая комната с застекленным, как в мастерской художника, потолком. Ее целиком занимал огромный стол из некрашеного дерева. Здесь обслуживали завсегдатаев, здесь велись философские, эстетические, литературные дискуссии, перемежаемые каламбурами, эпиграммами, взрывами смеха. Трапеза затянулась. Курбе ел медленно, как едят крестьяне и домашняя скотина. Мы говорили о множестве разных вещей. Как только он понял, что я не жду от него других разговоров, кроме как о живописи, он успокоился, повеселел, стал очаровательным собеседником. После еды мы закурили трубки, выпили кофе… Реализм, вероятно, родился в голове Курбе в мастерской… но восприняла его от купели пивная Андлера. Именно там художник общался с внешним миром. С шести до одиннадцати вечера мы ели, спорили, отпускали остроты, смеялись, играли на бильярде. Курбе как бы устраивал прием. Пивная была для него продолжением мастерской. Люди, желавшие повидаться с ним, приходили именно туда… Курбе разглагольствовал обо всех искусствах, обо всех науках, даже о таких, о каких не имел представления… Эта пивная привлекала очень многих парижан: в ней, по слухам, рождалось новое божество… Слава пивной росла, ее восхваляли в прозе и в стихах»[98].
Разговоры за столом Курбе редко бывали серьезными, мрачными — никогда. Художник обладал острым чувством юмора, смеялся взрывчато и заразительно. Смехом он, сообщает Кастаньяри, «разражался так же неожиданно, как взлетает ракета. Заслышав в общем шуме сдавленный хохот, каждый переводил глаза на Курбе, который словно бился в конвульсиях: он корчился, стучал ногами об пол, тряс головой, грудь его вздымалась и неистово содрогалась. Не успевал он уняться и смолкнуть, как все начиналось сызнова, словно под бородой у художника что-то бурлило. Это было похоже на фейерверк: время от времени в воздух взлетали одинаковые снопы искр. Наконец после многократного чередования тишины и шума художник унимался и восстанавливалось спокойствие. Такие приступы длились две-три минуты»[99].
Столы у Андлера не пустовали в течение всей недели, но самым оживленным днем был четверг. Группа избранных во главе с Курбе, более или менее регулярно собиравшаяся за большим столом, включала в себя нескольких уже известных людей и еще больше таких, кому еще только предстояло выдвинуться. Это были: художник Франсуа Бонвен, так часто водивший Курбе по Лувру, Камиль Коро, который был старше большинства завсегдатаев и уже успел прославиться, Оноре Домье, Александр Габриэль Декан, Франсуа-Луи Франсе, Аман Готье, Жан Жигу, уроженец Безансона. Бывали там скульптор Бари, музыканты Промайе и Шанн, а также многие литераторы: Бодлер, Макс Бюшон (в последние годы перед бегством и добровольным изгнанием), Шанфлери, Фернан Денуайе — будущий автор пантомимы «Черная рука», Дюранти — впоследствии издатель журнала «Реализм», Эмиль Монтегю — переводчик Шекспира на французский язык, художественные критики Гюстав Планш и Теофиль Сильвестр, Прудон, Жюль Валлес — социалист, писатель и журналист, автор ряда статей о Курбе и незаконченной биографии художника.