«Я по-прежнему работаю как каторжный, — писал Курбе Вею в марте 1850 года. — Я вкладываю в работу столько настойчивости и упорства, что испытываю теперь такую усталость, до какой никогда прежде не доводил себя; но больше всего меня выматывает то, что вот уже две недели, как установилось лето, и Вы представляете себе, как соблазнительно после нынешней суровой зимы побродить на лоне природы, особенно когда вы в родном краю, где вот уже двенадцать лет не было настоящей весны»[118].
Седьмого мая он открыл выставку своих новых работ, показав «Похороны в Орнане», «Дробильщиков камня» и два пейзажа. Одним из них могли быть «Скалы в Орнане» — энергично написанное изображение характерных для Франш-Конте массивных скал, относящееся примерно к 1850 году. Выставка открылась на безансонском крытом рынке, в помещении, которое мэр предоставил художнику бесплатно. Курбе увешал заборы яркими объявлениями, и его затея, по тем временам очень смелая, — о персональных выставках еще не слыхивали даже в Париже — увенчалась успехом, несмотря на входную плату в пятьдесят сантимов. Курбе говорил Вею, что решил сделать вход платным, так как орнанцы сочли его дураком, когда чуть раньше, весной того же года, он пустил их бесплатно на такую же выставку в семинарской часовне Орнана, «что со всей очевидностью доказывает: великодушие — глупость, поскольку лишает вас средств к действию, не обогатив при этом ни душу, ни кошелек других. Человек хочет платить, чтобы чувствовать себя свободным и знать, что на его суждение не влияет признательность, и он нрав. Я жажду знать правду и с этой целью буду так бесцеремонен, что дам каждому возможность высказать мне в лицо самую жестокую истину»[119]. Курбе был не очень искренен: когда — а это бывало частенько — ему приходилось слышать «самую жестокую истину», он огорчался и негодовал.
В связи с безансонской выставкой художник писал Максу Бюшону: «Переделывать тут нечего, к тому же я не склонен к переделкам, я вообще их противник»[120]. Однако он нередко переделывал свои полотна, то переписывая фигуры и детали, то добавляя новые. «Я переписал „Возвращение с ярмарки“, — сообщает он Альфреду Брюйасу зимой 1853/54 года. — В картине многого недоставало, и была ошибка в перспективе. Я также увеличил ее на четверть»[121]. Новая полоса холста была добавлена справа — на ней Курбе изобразил крестьянина с зонтом, который отсутствовал в первоначальном варианте. После увеличения картина достигла трех метров в высоту и семи в ширину.
Выставка тех же картин в Дижоне, в отличие от Безансона, не принесла успеха. К середине 1850 года в политической ситуации во Франции, неустойчивой с 1848 года, снова наступил кризис. Правительственные войска заняли общественные здания. Курбе не удалось получить подходящий зал, и он вынужден был арендовать за десять франков в день помещение в здании, в нижнем этаже которого находилось кафе. А так как Дижон разделился на два лагеря и владельцем кафе был радикал, ни один сторонник правительства не пожелал переступить порог здания; с другой стороны, инсургенты были слишком заняты, незаинтересованны или просто бедны, чтобы в достаточной мере возместить расходы художника. Подсчитав убытки, он закрыл выставку и в начале августа отбыл в Париж.
Из-за политической неразберихи Салон был открыт лишь 30 декабря 1850-го и продлен на весь 1851 год. Невзирая на усталость, Курбе, едва успев вернуться в Париж, взялся за портрет «апостола» Жана Журне — личности еще более эксцентричной, нежели Марк Транаду. Журне родился в 1799 году в Каркассонне, а в 1819-м уехал в Испанию, чтобы избежать кары за революционную деятельность, но вскоре вернулся и открыл аптеку в городке Лиму, неподалеку от места своего рождения. После женитьбы он стал последователем социальной философии Шарля Фурье и всю оставшуюся жизнь неутомимо и фанатично проповедовал во Франции и Бельгии веру в братство людей, попадая при этом в самые невероятные переделки. В марте 1851 года он перепугал светское общество, собравшееся в «Парижской опере» на представление «Роберта-Дьявола» Мейербера, засыпав публику фурьеристскими листовками, за что был на короткий срок посажен в тюрьму. Моральный кодекс его был пуритански строг, добродетель — неприступна. Как-то вечером в кафе «Мом» Мюрже и Шанфлери, шутки ради, уговорили одну из самых соблазнительных сирен испытать стойкость Журне, усевшись к нему на колени. Но добродетель восторжествовала: евангелист бесцеремонно сбросил обольстительницу на пол и сломя голову бежал из логова зла.