Это, однако, не помешало ему начать новую большую картину, только на этот раз он предусмотрительно выбрал все модели, за исключением одной, из числа собственной семьи. Фоном для «Деревенских барышень» служит пастбище в предгорье близ Орнана, орошаемое извилистым ручьем и окруженное неровной стеной холмов. В центре полотна — три сестры художника: справа, в большой, украшенной лентами шляпе, — Зоэ; в середине, с раскрытым зонтиком в руках, — Жюльетта; слева — Зели. Достав из корзины сладости, она угощает застенчивую босую девочку. Девочка пасет двух мирно жующих коров, а позади Зоэ, не давая скоту разбредаться, стоит настороже лохматая собака с пушистым хвостом. Хотя эта картина, предназначавшаяся для Салона 1852 года, написана в середине зимы 1851/52 года, между ноябрем и февралем, яркая, залитая солнцем зеленая трава, густая листва кустов и низкорослых деревьев, безоблачное синее небо и легкие платья женщин ясно свидетельствуют о теплом летнем дне; в этом несоответствии времен года нет ничего удивительного: хотя Курбе нередко писал свои картины целиком или по крайней мере частично на пленэре, в данном случае он явно этого не сделал. Коров он попросту скопировал с одного из своих более ранних полотен, пейзаж, вероятно, переписал с какого-нибудь этюда или скомпоновал из нескольких, а модели позировали ему в мастерской. Светлая по тону, жизнерадостная по замыслу, эта пасторальная сцена резко контрастирует с темными и мрачными «Похоронами». То, что этот контраст был намеренным, доказывает его письмо к Шанфлери: «Мне трудно описать Вам то, что я сделал в этом году для Салона. Вы лучше оценили бы мою картину, если бы видели ее; прежде всего я сбил с толку моих критиков, заставив переключиться: я написал нечто изящное; и все, что они писали обо мне, к этому не относится…»[127].
Салон открылся 1 апреля 1852 года. В этом году отбором полотен и присуждением наград занималось лишь одно жюри из семи членов, избранных художниками, и девяти — назначенных главным директором музеев. Курбе выставил «Деревенских барышень», «Берега Лу» и портрет Юрбена Кено, отвергнутый Салоном 1847 года. Если он действительно рассчитывал обезоружить критиков своей солнечной пасторалью, то иллюзии его на этот счет вскоре рассеялись. Неодобрительные голоса, хоть и не слившиеся в такой единодушный хор, каким были встречены «Похороны», оказались все-таки достаточно громкими и многочисленными. Девушек находили вульгарными, коров — деревянными, и даже холмы, написанные с такой верностью натуре, что они кажутся фотографиями, Гюстав Планш, никогда не бывавший во Франш-Конте, назвал несуразными.
Летом 1852 года, перед поездкой в Бельгию, Курбе начал работать над большой картиной, замысел которой, как утверждают, был подсказан ему Прудоном. Это «Выезд пожарной команды», где изображены парижские пожарные, выезжающие ночью на пожар. Сцена отличается большой живостью: любопытные обыватели, разбуженные шумом, высовываются из окон, а пожарные в форменной одежде в сопровождении толпы взволнованных зрителей мчатся по улице туда, где в отдалении видны языки пламени. Картина писалась, вернее, была начата в здании пожарной части, предоставленном Курбе любезным брандмейстером, который в своем стремлении обеспечить художника фактическим материалом зашел однажды так далеко, что подал ложную тревогу. Но государственный переворот положил конец подобным одолжениям, и полотно осталось незаконченным.
В сентябре 1852 года Шанфлери писал Максу Бюшону, находившемуся тогда в изгнании в Берне: «Я заходил к Курбе, который собирается на несколько дней в Дьепп…»[128]. Эта поездка, вероятно, была сопряжена с единственной серьезной любовной связью в жизни Курбе, которая, не будучи особенно романтической, повлекла за собой гораздо более серьезные последствия, чем любой мимолетный роман художника со своими натурщицами. К сожалению, о жизни и смерти внебрачного сына Курбе известно очень мало; даже немногие опубликованные спустя долгое время сообщения неопределенны и противоречивы. В отдельных случаях имели место сознательные попытки скрыть подробности. В 1886 году Шанфлери не разрешил Эстиньяру, одному из биографов художника, просмотреть адресованные ему письма Курбе на том основании, что «они не содержат ничего полезного для жизнеописания художника и оценки его творчества, но могут огорчить кое-кого из порядочных людей»[129]. Хотя в 1906 году Жорж Риа опубликовал многочисленные выдержки из переписки Курбе с Шанфлери, в них лишь очень бегло упоминается этот эпизод. Имеющаяся противоречивая информация может быть подытожена следующим образом.