Курбе утверждал, что «живопись — искусство исключительно конкретное и может состоять только в изображении вещей реальных и существующих… Абстрактный предмет, невидимый и не существующий, не принадлежит области живописи»[149]. Этот узкий взгляд на вещи полностью согласуется с пониманием реализма Курбе. Он отбрасывал как чепуху любые мифологические и религиозные сюжеты и осмеивал все, что предполагает сверхъестественное. Говорят, во время спора Курбе с собутыльниками о религиозной живописи у художника возник следующий диалог с одним из официантов пивной.
Курбе нетерпеливо прерывает спор.
«— Ангелы! Мадонны! Кто их видел? Иди-ка сюда, Огюст. Ты когда-нибудь видел ангела?
— Нет, господин Курбе.
— Ну, вот вам!.. Я тоже не видел. Как только ангел зайдет сюда, не забудь позвать меня»[150].
Курбе не мог предвидеть, что меньше чем через четверть века после его смерти в живописи появится совершенно иное направление, что, начиная с Сезанна, маятник откачнется от реализма в сторону символизма и абстракции. У Курбе не было ни достаточно широкого кругозора, ни воображения, чтобы понять, что развитие искусства не может остановиться и что каждое направление неизбежно, проходя определенные стадии развития, должно сменяться следующим. Новое движение к абстракции — сочетающее интенсивность и великолепие цвета, унаследованные от импрессионизма, — на время заставило считать прямолинейные картины Курбе с их приглушенным колоритом чем-то до странности устаревшим. К счастью, в забвении он пребывал недолго. Реализм вновь обрел свое законное место как здоровая и действительно необходимая фаза в развитии искусства, а к Курбе после нескольких лет относительного пренебрежения теперь опять вернулась прочная репутация одного из великих мастеров французской живописи. Шум вокруг его спорных сюжетов давно улегся, и сегодня его картины висят в Лувре, равно как в других публичных галереях и частных коллекциях всего мира, бок о бок и в полной гармонии с работами его прославленных предшественников и преемников.
Глава 10
Альфред Брюйас
В Салон 1853 года, открывшийся 15 мая, Курбе послал три картины: «Борцы», «Уснувшая прядильщица» и «Купальщицы». Первая была написана поверх более ранней картины, «Вальпургиева ночь», которая в 1848 году произвела такое глубокое впечатление на Шанфлери, но которую сам художник, видимо, не считал нужным сохранять. «Борцы» — одна из наименее удачных вещей Курбе.
Мускулистые, тяжеловесные противники совершенно не соответствуют кое-как написанному фону, изображающему ипподром на Елисейских полях. Модели явно позировали в сумеречном свете мастерской, тогда как пейзаж был взят с эскиза, сделанного при ярком солнечном свете, причем автор даже не попытался сделать незаметными переходы различных тонов и привести их в гармонию. «Уснувшая прядильщица» была, вероятно, написана, или по крайней мере эскиз ее сделан в Орнане, потому что моделью послужила сестра Курбе Зели, одетая в пестрое платье и голубую с белыми полосами шаль. Слева — остановившееся прядильное колесо, от которого все еще тянется нить к выпавшему из рук веретену.
«Купальщицы» — одна из самых знаменитых картин Курбе, — явилась предметом бесконечных споров, мишенью для непристойных выпадов и веселых карикатур. Она изображает невероятно массивную, крепкого сложения женщину, которая совершенно обнаженной, если не считать полотенца, небрежно обернутого вокруг мясистых ягодиц, выходит из неглубокого пруда. Она подняла правую руку, здороваясь с другой женщиной, полностью одетой и сидящей у самой воды. Краски, которыми написаны сверкающее тело купальщицы, одежда ее подруги, деревья и кусты на заднем плане свежи и ярки. Курбе любил полных женщин с чувственными формами, и Жозефина, тогдашняя его любовница, позировавшая для этой обнаженной фигуры, являла собой великолепный пример излюбленного художником типа женщины. Она была уроженкой Франш-Конте, и картину Курбе начал, по-видимому, в Орнане. Хвастливое письмо к родителям из Парижа, написанное им за два дня до открытия Салона, указывает на то, что семья видела картину в незавершенном еще состоянии: «Жизнь моя здесь — постоянная суета, хождения, визиты, прямо голова крутом идет. На днях мои картины приняты жюри без всяких возражений; оно считает, что я признан публикой и не подлежу его суду. Ответственность за мои произведения возложена наконец на меня… Судя по слухам, смотреть их собирается весь Париж. Я узнал от Франсе, что мои вещи повешены очень удачно. Больше всего поклонников у „Прядильщицы“. Что касается „Купальщиц“, картина немного отпугивает, хотя, уехав от вас, я добавил полотенце на ягодицы. Пейзаж на этой картине заслужил всеобщее одобрение. О „Борцах“ пока не говорят ни хорошего, ни плохого… За „Прядильщицу“ мне предлагают две тысячи франков, но я не соглашаюсь в надежде выручить по меньшей мере три… Все это время мы были очень заняты — фотографировали „Борцов“, „Прядильщицу“, „Купальщицу“ и мой автопортрет. Нет ничего труднее подобных процедур. Мы перепробовали несколько фотографов — ничего не получается. Мой автопортрет великолепен; когда я получу снимки с него и с картин, я вышлю вам экземпляры»[151].
149
Письмо Курбе своим ученикам от 25 декабря 1861 г., Париж. — CD, коробка 3; “Le Courriere du Dimanche”, 1861, 29 déc. Опубликовано: COU. vol. 2, p. 204–207.
Гюстав Курбе. Письма, документы, воспоминания современников. Сост. и пер. с франц. Н. Н. Калитиной. М., «Искусство», 1970, с. 125.