Тем не менее, став приходящим, Гюстав почувствовал себя куда лучше, прежде всего потому, что избавился от постоянного присмотра не в меру любопытных наставников и мог теперь посвящать больше времени рисованию и живописи. А если от этого страдали другие занятия — тем хуже для них! Более того, Курбе вскоре нашел себе союзников среди местных художников и любителей искусства. В том же доме, что и он, жил некто Журден, посредственный, давно забытый художник, но одного его присутствия под той же крышей, кучи холстов и красок в его мастерской, запаха льняного масла и скипидара, возможности говорить об искусстве с благожелательным старшим собратом было уже достаточно, чтобы подбодрить Курбе и укрепить в нем решимость стать живописцем. Еще более сильное влияние на него оказали два приятеля и почти ровесники — Арто, сын его домохозяина, и Эдуард Байль, ставший впоследствии довольно известным художником, писавшим на религиозные темы. Оба этих молодых человека учились в Безансонской школе изящных искусств, и Курбе, не дожидаясь приглашения, начал сопровождать их на занятия в классах живописи и рисунка, которые вел директор школы Шарль Флажуло.
Флажуло, ученику Луи Давида, было около шестидесяти. Чудаковатый, но благожелательный человек, он был «хорош, как хлеб… наивен, как ребенок… горячо любим учениками…»[33]. Пылкий почитатель греческого и римского искусства, равно как Рафаэля, он написал серию из тридцати семи картин, изображающих историю любви Амура и Психеи. «Мои композиции не так хороши, как композиции божественного Санцио, — соглашался он, — но я написал на две больше, чем он»[34]. С головой погруженный в классическую литературу, Флажуло «писал стихи, пел, аккомпанируя себе на лире, а когда бывал доволен учениками, возводил их в ранг богов. У него были „бог цвета“, „бог рисунка“, „бог гармонии“ — словом, целый Олимп»[35]. Себя он именовал «богом рисунка», а Курбе, любимого своего ученика, — «богом цвета». Не обладая достаточным мастерством, чтобы воплотить грандиозные замыслы, теснившиеся в его воображении, Флажуло «набрасывал на своих полотнах, вскоре превращавшихся в грязную мешанину прочерченных углем линий, огромные композиции, которые он мысленно представлял себе и даже с восторгом показывал посторонним как уже выполненные. Странным учителем был этот слегка помешанный человек!..»[36] Был ли он помешанным или нет, но Флажуло сыграл огромную роль в жизни Курбе, который под его руководством научился рисовать с натуры, заполняя свои альбомы точными и тонкими карандашными рисунками глаз и ушей, рук и ног, мужских и женских торсов, уличными сценками в Безансоне и Орнане и набросками портретов своих молодых друзей Адольфа Марле и Юрбена Кено. Гюстав написал также ряд небольших картин, довольно несовершенных по цвету и композиции и в целом менее удачных, чем его карандашные наброски. Это «Руины у озера» (1839), «Монах в монастыре» (1840) и пейзажи в окрестностях Орнана, в том числе «Рош-дю-Мон», «Дом дедушки Удо», «Подъезд к Орнану», «Долина реки Лу» и «Острова Монжезуа», в последней художник изобразил себя с ружьем на фоне холмов, поросших ивами и тополями.
Курбе не пытался скрыть от родителей свое увлечение искусством. Он писал им из Безансона, по-видимому, в 1839 году: «Я обратился теперь к такому виду рисунка, в котором легко бы преуспел, если бы мои денежные дела позволяли мне заниматься им почаще… Это литография. Посылаю вам несколько удавшихся мне оттисков. Один передайте Адольфу Марле… Остальные, похуже, раздарите кому угодно, только не забудьте добавить, что это пока: напечатаю другие — пришлю… Скажите папаше Бо, что это всего-навсего проба»[37].