Я знал, что все наши действия по делу находятся под контролем первого секретаря Чечено-Ингушского обкома КПСС. Расследование по делу находилось в зависимости от политических событий: при нормализации обстановки в Чечне расследование тут же затухало, напоминая тлеющий уголек. При наступлении оппозиции вновь появлялась активность. Оживлялась и пресса: в печати появлялись публикации, описывающие события в Хайбахе. Видимо, партийные функционеры и в этом искали политические дивиденды.
Передо мной прошло множество свидетелей по хайбахскому делу. Все они люди преклонного возраста. Их показания окрашены в самые мрачные краски — мучение, голод, холод, смерть родных и близких, мертвые аулы, опустевшие горы. Загублена жизнь сотен тысяч ни в чем не повинных чеченцев.
Часто вспоминаю их рассказы. Жуткая тишина в горах: ни мычания животных, ни лая собак, ни клубящегося дыма над жилищами. Все кругом словно вымерло. Даже природа почувствовала эту трагедию: высохли родники, заросли дороги… Вдоль железной дороги, ведущей в безвестность, наподобие обрывков шпал, на белом снегу были разбросаны черные трупы чеченцев. Тюрьмы и лагеря переполнены «врагами народа» — чеченцами. Больных и беспомощных поглощала снежная степь Казахстана. И каждый свидетель этого ада задавал вопрос: «За что такое наказание?»
Вспоминали и рассказывали свидетели с болью, делали долгие, тягостные паузы с тем, чтобы справиться с волнением, жилистыми руками вытирали слезы с преждевременно состарившихся лиц. — Зачем, — спрашивали они меня, — солдаты стреляли в животных: лошадей, коров, овец, почему убивали собак и кошек? Зачем? Ведь они не исповедуют ислам, их не причислишь ни к какой вере. Животные ни в чем не были повинны перед Советской властью.
За содеянные бесчинства чеченцы не озлобились, не замкнулись в себе. Свидетельство тому слова Ахмеда Мударова (в книге есть его свидетельские показания). Этот человек, жизнь которого тесно переплетена с трагедией Хайбаха, во время допроса сказал:
— Весь русский народ не могу обвинить. Среди солдат были и добрые и злые люди.
Согласитесь, для того, чтобы произнести эти слова человеку, у которого на глазах расстреляли семью, нужно иметь неимоверную терпимость.
…Уголовное дело, которое мы возбудили, было неугодно руководству. — Зачем ворошить прошлое? — говорили коллеги. А когда в ходе расследования появились архивные документы, подтверждающие геноцид в отношении нашего народа, дело в спешном порядке затребовали для передачи в прокуратуру военного гарнизона. Требования эти становились все настойчивее. Я знал, что после его передачи в военную прокуратуру, дело это больше не увижу. Поэтому стал постепенно копировать документы, находящиеся в нем.
На это уходило много времени. Один за другим шли запросы и телеграммы с требованием срочно выслать дело. Под различными предлогами я старался оттянуть сроки, чтобы успеть снять копии со всех документов. С этими материалами вы познакомитесь в книге.
Тем временем свидетели продолжали приходить к нам, Помню, в кабинет вошел крепкого телосложения, высокий, на вид совсем не старый, человек.
— Мне нужен следователь Хадисов, — громко проговорил он. В то время я был в должности помощника прокурора и вплотную занимался этим делом. Моему посетителю не было дела до нашей субординации, он неохотно сел на предложенный мной стул, взял костыль, вернее, палку, приспособленную под костыль, двумя руками и, глядя в пол, произнес:
— Отметьте, что я, Мохдан Тушаев, явился к Вам, — и поднялся, чтобы уйти.
Я, естественно, стал объяснять ему, что прежде чем сделать такую отметку, должен его допросить. На это Тушаев ответил буквально следующее:
— Пешхоевский тайп Советской власти не сделал ничего плохого. Я показаний вам давать не буду. В прокуратуру отмечаться пришел лишь из-за уважения к односельчанину Саламату Гаеву. До свидания!
Хлопнул дверью кабинета и вышел. Спустя несколько минут, он вернулся, просунул голову в дверь и со злостью сказал:
— Вот такие, как ты, в галстуках, с зачесанными назад тремя волосками, способствовали выселению чеченцев. Теперь хоть оставьте народ в покое. Плохое дело вы задумали — писать о трагедии народа. Нас могут еще раз выслать из-за таких, как Вы. Я знаю Советскую власть — она никогда ничего не прощала чеченцам. У меня есть Дети, племянники, работают в райкоме, и органах Милиции. Их могут увалить, а мне могут не выплатить пенсию, если я буду говорить плохое о Советской власти. Лучше спроси у своего отца, как нас выселяли и запиши его показания, а нас оставь в покое.