На полусогнутых к креслу Стасика подобрался пилот и утвердился относительно неколебимо, взявшись за скобу на стенке одной рукой и за подлокотник другой.
Плафон снова светло сиял. Внутренности копошились. Стошнит? «Его желудок заквакал и выпрыгнул на грудь», ха-ха. Ай-йя-йя-а… Нет, не стошнит. Сил для этого уже нету никаких… А штурман где?
— Ты лежи здесь. Тихо лежи. А штурман — в грузовом. Нн-о! Из кресла не вздумай вылезать! Усек?
«Грубый какой», — подумал Стасик и сглотнул снова попершую от желудка волну мерзовкусия. Пилот вообще-то с самого начала отнесся к необходимости терпеть Стасика в кабине без восторга. Теперь, когда ситуация явно стала нештатной, он и вовсе распустился. Где же ты, всенародная любовь к ТВ? Перешагнув через вжавшегося в кресло Стасика, пилот устремился к ведущему в грузовой отсек люку Уцепившись за ближайшие скобы, он попытался просунуть ноги в отверстие. С первой попытки это не удалось, ноги описали кривую и пилот брякнул пятками по разломанному шкафу. Тогда уцепился носком ботинка за одну из скоб внутри шахты-переходника, с трудом подтянул туда и другую ногу и, наконец, вполз полностью.
Стасик огляделся. «Фокус» парил над головой, удерживаемый лямкой. Две кнопки на плече все-таки оказались пристегнутыми. Он подтянул ТЖК к себе, нажал клавишу реверса, прокрутил запись к началу.
Экранчик засветился, появилось изображение ассистенточки под кудрявыми студийными тополями. Кассы и диспетчерская, пелена в иллюминаторах, мужественный затылок пилота. Все хоккей. Техника пашет. Стасик невесомыми пальцами погладил «Фокус» и нажал клавишу записи. Свистопляска звезд. Два пустых кресла перед приборной панелью, мигающей аварийным транспарантом. Как символично. Образ, покруче сезанновских часов без стрелок. Не прозевать бы момент, когда приблизится корабль-спасатель и начнет выводить неудачников на более или менее приличную орбиту.
В обзорном экране опять всплыл ломтик атмосферной голубизны. Скандинавия осталась позади. Теперь перед ним, должно быть, проплывала Атлантика. От своих сумасшедших прыжков и рывков океан должен был выплеснуться на Африку, смыть все пальмы и всех слонов и обнажить базальтовую корку геологической платформы.
Стасик пристегнул «Фокус» на все восемь кнопок, ухватился за ближайшую скобу и содрал с груди «сейфети подтяжки».
«Бетономешалка с двумя осями вращения, — мелькнуло мимоходом. — Или с восемью… если такое в принципе возможно».
«Фокус» периодически стукал в ухо. Вот и люк. Наученный опытом пилота, Стасик с первого захода просунул ноги в отверстие и, отталкиваясь от скоб, стал спускаться. Ступни уперлись во что-то мягкое.
— Корреспондент! — взревело под ногами. — Тебе где ведено было сидеть?
Удар снизу — и Стасик пробкой вылетел из шахты. Заметался по кабине, колотясь о стены. Из люка явился пилот и поймал Стасика за ногу.
Тут начались страшные чудеса. Длинный нос перепрыгивал с одной пилотской щеки на другую, отделившаяся от туловища рука препроводила Стасика до самого штурманского кресла, втиснула в амортизирующие недра. Отраженные экраном, над приборной панелью порхали бабочкой-совкой серые разозленные губы. А на самом экране трепыхалась рельефная географическая карта из атласа для пятого класса, задымленная и замусоренная грязной поволокой и пупырышками атмосферных сгущений. Хребет доисторического ящера ощетинился наростами и шипами горных пиков. Кордильеры. Но масштаб этой карты явно не совпадал с масштабом той, которая несколько минут назад демонстрировала перед иллюминатором Скандинавию. Очень хорошо просматривались тени, падающие с вершин кордильерского ящера.
Геологического монстра корчила агония.
Земля уже ни на мгновение не уступала в иллюминаторах места черноте космического неба.
Пилот, впечатавшийся в свое кресло, собрал и стиснул все разбегающиеся члены и заговорил о бомбе.
Стасик молчал, крепко обняв ерзающий «Фокус», и ему представлялся тикающий адский механизм, а потом — человек в скафандре и с миноискателем, тупо топчущийся на бортовой обшивке меж крыльев кремниевых батарей и пучков хвощеобразных антенн.
— Ну, я ему и задвинул краткий обзорный курс по предмету, — самодовольно выгнул лицевые мышцы Гнутов и, скосив глаза в сторону кровати Покрывайло, продолжил:
— Сперва про самые примитивные вирусы. Сидит, к примеру, за дисплеем тихий, скромно одетый человек, аккуратно работает, строчками цифири экран заполняет. И вдруг ни с того ни с сего — щелк! — строчки одна задругой, как сухие листья с дерева, с этаким еще шуршанием и кружением валятся и уносятся порывами осеннего ветра. На освободившемся экране возникает изображение больших красных губ. Эти красные губы со страстным помыкиванием посылах т тихо обалдевающему труженику поцелуй — мол, люблю тебя, мои свет, но придется тебе полдня потратить, чтобы расчеты заново выполнить… Но это шуточка еще терпимая. Потом в моду вошли трюки похлеще. Все биты из компьютерных мозгов — долой, программа уничтожается, оперативная память выхолащивается, а на экране уже не губы, а что-нибудь этакое фаллическое… и подпись соответствующая. Сам же «ящик» можно смело нести на свалку, потому что его рехнувшийся искусственный интеллект уже ни «бе», ни «ме» ни «кукареку»… А дальше стало еще веселей: в определенный момент изумительно функционировавшая программа вдруг перерождалась черт-те во что, в дракона, в упыря, вытворяла что попало и никакого спасу не было. Программы-оборотни считались вершиной мастерства шутников-программистов и, говорят, проводилась даже подпольная олимпиада хакеров. Азарт появился, стремились друг-друга перещеголять. А пользователи в это время в голос выли. Основными заказчиками суперпрограмм были крупные компании и госадминистративные учреждения. И — военные. Так мало того, что какой-то яйцеголовый аноним безнаказанно плюет в авторитетное лицо, так еще и убыток — число с шестью нулями. Кусается… Программы-то годами составляются, и дублируют их далеко нe всегда из соображений секретности… Представьте: на предприятии наладили систему управления почти безлюдным производством. Станки завертелись, робокары катаются, заказы потребителей учитываются, конъюнктура прикидывается. Даже поправки на возможные изменения в законодательстве и грядущие профсоюзные демарши централизованно в учет берутся. И вдруг — щелк! Все это в один прекрасный момент — псу под хвост.
Помпея! Все рушится. И виноватого не найти. Хотя ищут, конечно. Юристы атакуют фирму-разработчицу. Им отвечают: а где доказательства? Кто свидетель злого умысла наших замечательных специалистов, рехнувшийся микропроцессор, что ли? Может, это двоюродный племянник сопредседателя вашего совета директоров просочился, пользуясь своей двоюродной неприкосновенностью, в машинный зал и настучал на клавишах свою племянничью ересь… На репутацию фирмы пятно, конечно, все равно ложится. С ней избегают заключать договоры. Но конкурентная гонка требует: компьютеризируйся! А толковых программистов, как и пряников сладких, всегда не хватает на всех. И тут уж не до жиру. Авось пронесет. Составляются новые суперпрограммы, теперь уже с попыткой учета возможных хакерских диверсий. Но защитить систему от хакеров, тем более «просветить» компьютерные мозги, найти зародыш будущего взрыва никому еще не удавалось. Стопроцентной гарантии ни одна сторожевая программа не дает. Тем более, что хакеры, как будто их пенициллином полили, мутируют, приспосабливаются и изощряются на манер вируса гриппа. Хочешь быть уверен в завтрашнем дне — останавливай производство и проверяй программу. От этого убытков не меньше, чем от информационной катастрофы. Да и проверяющий — не хакер ли скрытый? Газеты и футурологи в один голос: «Грядет крах цивилизации!». Но… Случаи информационного терроризма, тем более с катастрофическими последствиями, были все же относительно редки — аэробусы чаще взрывались. В общем, постоянно помнить о том, что живешь у подножия вулкана, под дамокловым мечом — неприятно…