— А теперь, когда существуют мировые интегральные сети… — понимающе протянул Покрывайло.
— Да! — милостиво дрогнул веками Гнутов. — В Краснодаре аукнется — в Найроби откликнется. Бьешь по гвоздю, попадаешь по термоядерному реактору. Или по аппарату «искусственная почка». Или сначала по реактору, а уж потом по почке и — по цепи — еще по чему-нибудь. Прыг-прыг. Но не советую Стасику писать об этом боговдохновенную книгу. Во-первых, бесполезно. Ничего поделать нельзя, защиты нет никакой. Во-вторых, не напечатают.
— Ну уж! — усомнился Стасик.
— Конечно, тысчонку экземпляров тиснуть можно. Но дойдет твоя весть только до шизиков, специализирующихся на сборе эсхатологической информации… А вот телепередачу тебе точно зарубят.
— Зарубят, пожалуй, — уныло согласился Стасик.
— Но лично нам троим беспокоиться уже незачем. Можем спать спокойно. Снаряд второй раз в воронку не попадет.
— Отнюдь! — неожиданно возвысил голос Покрывайло. — Неправильная аналогия!
Воздух, уже наполнивший Гнутова для продолжения монолога, изумленно закаменел в грудной клетке. А Покрывайло заговорил быстро, почти не дыша:
— Это логика девятнадцатого века. Это тогда случались недолет и перелет. А теперь снаряды такие, что и прятаться не стоит, верно? Наше общество — это как мишень, которая состоит из сплошной «десятки», из «яблочка». Как ни пальни, все равно попадешь в цель. Слишком мы это… усложнились. Периферии нет, всюду сплошной жизненно важный центр.
Он, наконец, перевел дыхание, лоб его стал матовым от бисеринок.
— Получается, чем мы сильнее, тем уязвимее. Порочный круг… Но, знаете, вы не расстраивайтесь. Все равно надо жить, зачем-то же мы живем… Не расстраивайтесь.
— Да уж мы не будем! — возмущенно прорвался их Гнутова минутной давности вдох. — Я лично не собираюсь. В конце концов одолели же иммунодефицитный вирус, и с этим компьютерным СПИДом справимся…
— Алгоритмобоем его! — возликовал Стасик. — Слушай, Гнутов, а ты совсем недавно что-то другое говорил — «ничего сделать нельзя, нет никакой защиты»…
— Пока! — выпалил Гнутов. — Пока нет! Да может, она и не понадобится. Общий уровень гуманизма так повысится, что все хакеры раскаются и больше не будут. Да! Это моя последняя надежда — гуманизм.
— Я ж и говорю, надо надеяться, — убито вставил Покрывайло.
— Нетушки, ребята! — даже взвизгнул Стасик. — Нету у нас никакой надежды. Компьютерные сети у нас какие? Всемирные и интегральные. Значит, даже если хакеры и вымрут, дело рук их останется жить. Будет бродить по цепям, по кабелям, по световодам, будет прыгать по лазерным лучам от спутника к спутнику, размножаясь, как сенная палочка и мутируя, как вы справедливо изволили заметить, наподобие вируса гриппа.
И время от времени вылезая то тут, то там, напоминая о себе крупными неприятностями. Поезд ушел!
Алгоритм зла бессмертен. Угроза вечно следует за нами, как тень. А вы говорили — «ненаучно», «недиалектично», в «Технику-молодежи» посылали…
— Раз, два, три, вот я уже и успокоился, вот я больше не волнуюсь, — сказал Гнутов. — Хладнокровен, как динозавр. Что ж. Придется разрушить старую интеграцию, зараженную вирусом. И создать новую, здоровую, чистую…
— «Мы наш, мы новый…»
— Издержки? Пусть. Временно затянем потуже пояса. Думаю, задача окажется не сложнее, чем для своего времени всеобщая противооспенная вакцинация.
— Я же говорил, логика девятнадцатого века, — опять встрял Покрывайло. — Мы набрали слишком большую скорость… Если мгновенно остановить разогнавшийся поезд, знаете, что будет?
— Вы, ребята, сговорились, что ли? — зловеще осведомился Гнутое. — Единым фронтом решили выступить? Ну, ладно. Посмотрим. Время покажет. Моя мысль единственно рациональна, потому что она оптимистична. Кстати, будь у меня тогда побольше времени, я б успел собрать новый «ящик» на минуту раньше, и мы бы с тобой, Стае, здесь не валялись…
— Слушай, корреспондент! — проревел пилот, наклоняясь к уху Стасика. — У тебя в этой штуке есть микропроцессор?
Стасик понял, что он говорит о «Фокусе». Да, в ТЖК было даже два микропроцессора.
Пилот молча принялся отстегивать кнопку за кнопкой. Стасик взглянул на экран. Австралия. А может, Мадагаскар. Мельтешенье и рябь.
Пилот снял «Фокус» с его плеча и прозрачной антистатической отверточкой вывинчивал болтики из крышки корпуса. Стасик смотрел, как он потрошит внутренности ТЖК, и всякий раз, когда от платы отрывалась очередная серебряная пайка, внутри его корреспондентского естества тоже что-то обрывалось. Пилот насвистывал себе под нос.
— Сними крышку с этого блока, — не поднимая лица, он протянул руку и постучал отверткой по приборной панели где-то возле потухшего дисплея. Корабль в этот момент совершил очередную чертоломную эволюцию, и это скромное движение чуть не стоило ему вывиха плеча.
Стасик поймал проплывающую мимо отвертку, подтянулся к дисплею и попытался воткнуть свое незатейливое орудие в канавку на головке первого из пластмассовых винтиков. Нелепо взмахнул руками и повалился на приборную панель. Перекатился на спину, ожидая взрыва ругани. Но пилот молча ковырялся в «Фокусе», предоставляя Стасику самостоятельно справляться с поставленной задачей. Ни головомоек, ни подсказок ожидать не приходилось. «Ваша жизнь — в ваших руках». Стасику показалось, что он слышит характерный стон-вопль, как при входе в плотные слои…
В ярости ударил отверткой, как штыком. Пропорол глубокую царапину в пластике, затормозил отвертку и, сильно надавливая, повел к винту. Сколько ему понадобилось времени, чтобы открутить все четыре, Стасик не уловил. Но как только крышка отлетела в сторону, пилот очутился на Стасике верхом. Сжимал поясницу коленями, как жокей конские бока, и, перевесившись через его голову, погружался в хитросплетенье электронных потрохов. Стасику больше заняться было нечем и он стал думать о том, что сейчас они с пилотом в этой псевдофизкультурной пирамиде представляют собой отличную мишень для какого-нибудь падкого до кисленького репортера — конечно, более удачливого, чем он сам.
— Ага! — раздалось над его головой. — Две минуты! Бы! Две еще.
Антарктида. Больше всего Стасик боялся увидеть на этом снежном блюде точечки пингвинов. Уже в стратосфере? Коленки пилота так больно сдавили ему бока, что Стасик запищал, тут же устыдился своего писка и ту* же взлаял, снова не сдержавшись. Вот так, обливаясь слезами, против воли сыпавшимися из-под пушистых ресниц, он и прожил эти две минуты.
Когда клещи, вонзившиеся в ребра, ослабили хватку, он почувствовал, что и болтанка почти прекратилась.
Одновременно на иллюминаторы выплеснуло серо-синюю муть, и Стасика вдавило в штурманское кресло.
Пилот перелетел через его голову и с грохотом упал где-то за спиной. Успел ли он ввести программу? Требуется ли ручная корректировка?
— Эй… — разлепил губы Стасик. — Что нужно делать?
Он даже не знал, как зовут пилота. А тот подло молчал. Зуммер. Вспыхнул транспарант. Аварийная ситуация. Требуется ручная корректировка.
Стасик решил не впадать в панику. Мыслить логически. Клавиша? Он ткнул первую попавшуюся. Кабина погрузилась во тьму. Черт. Нужная клавиша должна находиться не здесь, а где-то перед пилотским креслом.
Перегрузка — этак два «же». Или больше? Стасик повернулся, собираясь перебраться, в пилотское кресло.
Раздался ощутимый треск костей. По-прежнему обливаясь слезами, он пополз, упираясь головой в край панели. Это не клавиша, не кнопка. Должен быть какой-то рычаг или рукоятка. Перемещаются в пространстве дюзы. Вот рукоятка. Куда двигать? Мы летим вниз. Нам нужно — вверх? Рукоятку — вверх!
Куда, стой… Посмотри в иллюминатор. Все равно. Не успеешь, не сумеешь. Вода. Мягкая посадка.
«Аполлоны» приводнялись. Задрать нос корабля. Глиссировать, черт побери! Наплевать, рукоятку до отказа — вверх. Еще что-нибудь нажать?