Что ж, это было не то, что он хотел услышать.
- Не глупи, Гарри. Я твой брат.
- Платонически, Джон. Платонически, - вздохнула Гарри. – Платонические узы не такие крепкие, как сексуальные, но они все же существуют. Я бы не притронулась к твоему члену, даже будь он бриллиантом. Гадость!
Джон фыркнул.
Гарри продолжила:
- Помнишь, как было в детстве – я втягивала тебя во всякое дерьмо. Помнишь ту пещеру? Мы, наверное, были совсем чокнутые. Став Стражем, я считала, моя жизнь будет наподобие этого. Рыскать с тобой по известняковым пещерам в поисках римских реликвий. Если бы ты был Проводником, все так бы и было. Мы бы вместе патрулировали город. Жили бы под одной крышей и встречались с бисексуальными близнецами, ну или что-то типа того.
- Но я не Проводник, - ответил Джон. Он остро чувствовал всех, кто находился рядом с ними. Он надеялся, что шумная обстановка заглушит их разговор. Вот поэтому он так не любил выходить с Гарри в свет. Всему виной ее длинный язык. – И я был бы тебе очень признателен, если бы ты прекратила болтать об этом на людях. Нас может кто-нибудь подслушать, а я не хочу, чтобы ваш Тауэр дышал мне в затылок. Хватит и того, что ты этим занимаешься.
- Знаю, знаю. Но все же, я не знаю, Джон… Какая-то часть меня питает надежду, что все эти годы ты скрывал это. Это не поддается логическому объяснению. Но я не могу избавиться от ощущения, что тебе было предназначено быть Проводником, как и мне – Стражем. Поразмышляй над этим, Джон. Рядом с тобой я всегда тверже стою на ногах. Пара бутылок с тобой всегда успокаивает меня лучше, чем сеанс общения с невзрачными старыми чужими Проводниками в Тауэре. Не представляю, как ты умудряешься это делать, не являясь при этом Проводником.
- Я просто разговариваю с тобой, Гарри, - ответил Джон, стараясь, чтобы его слова звучали максимально правдоподобно. Он не удивился, заметив своего хамелеона на коричневой барной стойке, - тот слегка выделялся на ее фоне. Пока Джон смотрел на ящерицу, ее цвет сровнялся с цветом дерева, и она исчезла из виду.
- Тебе прекрасно известно, что я не Проводник, – внушил Гарри Джон. – Я всего лишь твой брат.
- Ага, - ответила Гарри, прикончив свое пиво. – Выкинь это из головы, Джон. Я пьяна. Я не хотела тебя рассердить.
- Думаю, тебе пора домой, - он сделал знак бармену, чтобы принесли счет. – Клара будет беспокоиться.
Гарри только сокрушенно кивнула.
Глава 4.
Страж Шерлок Холмс медленно шел по небольшому музею, что располагался на нижнем этаже разваливающегося лондонского Тауэра. Это открытое для посетителей крыло древнего учреждения было пристроено недавно, меньше пятидесяти лет назад. Внешние стены были возведены из того же грубого, изрытого временем камня, что и во всем здании, но внутри все было современным и чистым, со звукоизоляцией, очистителями воздуха и системой климат-контроля с точностью до четверти градуса. Соблазнительный контраст.
Несколько туристов молча бродили вокруг, не отрывая глаз от витрин. Шерлок просканировал их, распределил по категориям и тут же о них забыл. Те двое были из Исландии, это было легко определить по их одежде. Вон тот пенсионер захаживал сюда частенько. Он подошел прямо к интересующей его витрине и начал записывать что-то в блокнот. А эта испуганная женщина с детьми, выглядевшими потрясенными и молча следовавшими за ней, только что рассталась со своим первым ребенком, который ступил на путь Проводника. Она искала утешения и понимания того, что только что произошло в ее семье. Старший из двоих оставшихся детей сжимал руку младшей сестры, боясь, что она тоже исчезнет за запретными железными дверьми.
У Шерлока было около десяти минут до того, как Майкрофт начнет волноваться и искать его. Сдерживая улыбку, он подошел к витрине, которая так нравилась пенсионеру. Форма мужчины-Проводника XIV века на безликом манекене. Серо-коричневая, с грубой вышивкой, потертая и выцветшая от времени. Шерлок отметил, как спадала накидка, создавая слабую иллюзию наличия груди. Талия была утолщена с помощью слоев декоративной набивки — намек на беременность. Для безмозглых масс обычных посетителей на стене висел плакат, объясняющий все эти очевидные вещи.
Пенсионер оторвался от своих заметок и поглядел на него, потом нагнулся и прошептал:
- А вы знаете, что тогда они считали, что Проводник — это женская роль? Потому что Стражи были в основном мужчинами, и между ними были близкие отношения. Поэтому даже с мужчинами-Проводниками обращались, как с женщинами.
Шерлок ничего не ответил, и, видимо, пенсионер счел это знаком одобрения.
- Если пролистать литературу, можно подумать, что тогда и вовсе не было Проводников-мужчин, но это не так. Чосер все время пишет о Проводнике «она» и «дева», хотя у того была густая борода, и как-то он задирает юбку, чтобы помахать членом перед монахом, - он вздохнул. – Задаешься вопросом о том, что они испытывали по этому поводу.
- Думаю, они к этому привыкли.
Все посетители обернулись к Шерлоку, поразившись тому, что он говорил обычным тоном, возмутившись: какой ужас! Что за общественное соглашение заставляло всех в музеях понижать голос до шепота? Не обращая на них внимания, Шерлок продолжил:
- В то время было полно Проводников. Если они не хотели служить, им нужно было просто снять платье и найти себе другое призвание.
Хорошо бы он мог поступить так же и со своим заданием. Но он должен был вернуть Майкрофту услугу.
Пенсионер быстро кивнул и поспешно отошел от Шерлока, словно тот мог быть заразным. Ах, эти обычные люди со своими глупыми представлениями об этикете. Как будто витрины разобьются от звуковых волн.
Он повернул голову и заметил экспонат в дальнем углу, стоявший отдельно от других и убранный в стеклянный футляр. Темный деревянный задник был декорирован старыми газетами и фотографиями в якобы случайном порядке. Сердце Шерлока забилось чаще, и хотя выражение чувств было ниже его достоинства, в животе у него что-то заскребло.
Шерлок медленно подошел к витрине. На бежевом пьедестале лежал небольшой неприметный кусок металла, размером и формой похожий на обеденную тарелку и шириной не больше дюйма в самой широкой части. Что-то внутри Шерлока инстинктивно сжалось от ужаса при виде него. Он был уродлив, и вовсе не из-за своей грубой формы. Вот он — источник всех наших бед.
Эмпатическая бомба. Убийца Проводников. Страшное оружие Второй мировой войны. Невозможно представить, что кто-нибудь, - будь он обычным человеком или нет, - захочет нанести вред Проводникам, и все же этот ужасный предмет существовал, и его продолжали использовать террористы по всему миру. Столько бед из-за того, что Гитлеру взбрело в голову, что Проводники никому не нужны. Гуанидин мог делать то же самое, но аккуратнее, безопаснее. Проводники были уязвимы: хитрые, странные, слишком изнеженные. Эмпатия делала их чувствительными, а сексуальная и эмоциональная власть над Стражами - опасными. Они были брешью в прочных доспехах нацистской военной машины. Слабостью, которой могли воспользоваться. Уничтожить всех Проводников — и безнадежно зависимые Стражи врага падут под натиском новой породы сверхлюдей без Проводников.
По крайней мере, так считалось.
Нацисты ошибались. Они не предусмотрели силу Священного защитного рефлекса, который довел всех Стражей на всех фронтах до такой ярости, что армии нацистов были побеждены за считанные недели. Они не предвидели, что их собственные свободные Стражи в ужасе пойдут против них. Но было уже поздно. Оружие было создано, погружено в бомбардировщики, миссии спланированы. Менее чем за восемь дней были произведены такие разрушения, что их горький отпечаток чувствовался и спустя почти шестьдесят лет. Все Проводники. Все потенциальные Проводники. Были утеряны.
Страж в нем чувствовал отвращение, доходящее до первобытного ужаса. Эта чудовищная вещь не должна была тут быть. Любой сумасшедший, доберись он до этого предмета, сумел бы выпустить на волю полнейший хаос! Одной лишь этой бомбы хватило бы, чтобы уничтожить или лишить рассудка и сделать бесполезным любого Проводника в радиусе 150 метров. Конечно, Тауэр не разместил бы работоспособную эмпатическую бомбу в такой близости от своих драгоценных оставшихся Проводников!