Ремингтон отрывисто вздохнул.
– Нет.
Несколько минут я смотрела ему в глаза. Он говорил правду. Тогда что же было в том письме?
– Давай сейчас не станем об этом думать, ладно? Мы великолепно провели день, давай не будем его портить, – Ремингтон провёл ладонью вниз по моей руке и переплёл наши пальцы вместе. – Пойдём со мной, ma belle.
От такой нежности по моему телу разлилось тепло. Ремингтон повёл меня в какую-то комнату и, прежде чем мы вошли, включил свет. Отпустив мою руку, он пошёл вправо, к шкафам. Повернувшись, я осмотрелась.
Эта комната полностью отличалось от любой другой в этом доме. На терракотовых стенах с одной стороны были брызги красок разных цветов: синей, зелёной и красной. В дальнем конце комнаты возле кушетки-рекамье стоял табурет. Напротив него с другой стороны - мольберт, а за ним - столик с кучей разнообразных кисточек, красок и чего-то, очень похожего на уголь.
– Для натурщицы на тебе слишком много одежды, Селена.
Встав передо мной, Ремингтон с вопросительным взглядом потянулся к верхней пуговице моей блузки. Как только я кивнула, он медленно расстегнул пуговки, стянул с плеч шифоновую вещицу и позволил ей соскользнуть на пол. Рука поползла ниже и замерла на поясе джинсов. Только в этот раз он ни мгновения не колебался.
Через пару секунд на мне ничего не осталось, кроме кружевного бюстгальтера и трусиков. Он неторопливо скользнул по мне взглядом, чуть дольше задержавшись на груди. С трудом сглотнул, а потом снова посмотрел мне в лицо. Расширенные зрачки казались бездонными. Никогда в своей жизни я не видела у мужчины такого ненасытного взгляда. У меня перехватило дыхание, когда, посмотрев на тонкую полоску волос на его прессе, я увидела выпуклость на джинсах.
Ничего себе! Просто нет слов!
Когда я наконец подняла глаза, то поняла, что Ремингтон как заворожённый смотрит на мой живот и краешек татуировки, видневшейся из-под трусиков. Почувствовав себя слишком беззащитной и уязвимой, я замялась на месте. Но стоило Ремингтону обезоруживающе улыбнуться, как у меня словно выросли крылья. И внезапно я осмелела.
– У нас с тобой много общего. Мы оба любим искусство, – заявил он самодовольно.
Если бы он только знал! Татуировку я сделала не из любви к искусству, а в попытке спрятать за ней болезненные воспоминания.
– У нас? – переспросила я, скрывая затаившуюся в груди боль. – И что же ещё общего у нас с тобой есть?
– Мы умеем рассмешить друг друга, а сексуальное притяжение между нами просто зашкаливает.
С этим не поспоришь.
Я уверенно завела руки за спину, но, взявшись за застёжку бюстгальтера, замерла. Прекрасно поняв, почему я мешкаю, Ремингтон кивнул. Он хотел, чтобы я полностью обнажилась. Бросив бюстик на пол, я опустила руку к кружевам трусиков. Но Ремингтон меня остановил, накрыв мою руку своей.
– Позволь мне, – он опустился на колени, спуская кружева и покрывая бёдра и ноги лёгкими поцелуями. А потом, склонившись ещё ниже, поцеловал пальчики ног и снова посмотрел на татуировку, которая теперь предстала перед ним во всей красе.
Прижавшись губами к пупку, Ремингтон сначала лизнул край татуировки, а потом добрался до середины. Тяжело дыша, я опустила руки и, зарывшись пальцами в его волосы, стала нежно перебирать мягкие локоны. Когда его язык прикоснулся к шраму, я вздрогнула и зажмурилась. Я меньше всего хотела, чтобы он заметил, насколько сильно это влияет на меня.
Его рот одновременно дарил боль и наслаждение, убивал и воскрешал. Я окончательно и бесповоротно пропала.
Отстранившись, Ремингтон поднялся и, взяв за руку, повёл к кушетке, обитой красным бархатом. Присев на кушетку, я неуверенно посмотрела на него.
– Ложись.– Беззаботный Ремингтон исчез. Передо мной стоял мужчина, сводивший меня с ума во время нашего ужина. Тот, кто контролировал всё и вся.
– Селена, как ты относишься к расширению границ допустимого?
Я нахмурилась.
– О чём ты?
Ремингтон провёл костяшками пальцев вниз по моей щеке, его глаза светились нежностью.
– Ты когда-нибудь делала что-нибудь тебе несвойственное?
Я не представляла, о чём он. Если о сексе, то у нас с Джеймсом не было ничего, кроме классики. Поза миссионера, или же он брал меня сзади.
– Если я сделаю что-то, что тебе не понравится, ты мне скажешь, договорились?
Кивнув, я наблюдала, как он направился к встроенному справа шкафу. Меня одолевало предвкушение и желание. А ещё страх. Я снова задумалась о сегодняшнем инциденте и о нашем с Ремингтоном разговоре до того, как мы зашли в студию. Положив голову на мягкую поверхность кушетки, я уставилась на квадратные плитки на потолке. В голове хаотично кружились мысли.
– Селена? – Я повернула голову набок и увидела Ремингтона с длинным красным шёлковым материалом в руках. – Где ты была?
Покачав головой, я отпустила прикушенную губу.
– Ты слишком много думаешь, а сейчас последнее, чего я хочу, это чтобы тебя одолевали мысли. Мне надо, чтобы ты была здесь, со мной. Пережила со мной эти мгновения, договорились?
Я тяжело вздохнула.
– Не уверена, что сегодня подходящий день для написания портрета. Я слишком рассеянна.
– Что ж, тогда сейчас я просто должен об этом позаботиться.
Когда он снова опустился на колени и сжал мои бёдра, его плечи напряглись.
– Разведи ножки в стороны, Селена.
– Что?!
Ответом мне стала одна приподнятая в вызове бровь.
– Хочу убедиться, что единственное, о чём сейчас ты будешь думать - ты, я и эта комната.
Глаза Ремингтона потемнели ещё больше, а грудь поднималась и опадала от частых вдохов. Он положил руки мне на бёдра, ладонь скользнула по внутренней стороне к животу. Я была в восторге, что его так заводят мои пышные бёдра и далеко не плоский живот.
– Боже, ты такая красивая. Ты лежишь передо мной как самое изысканное лакомство. Селена, я просто умираю от желания трахнуть тебя прямо сейчас. Но уверен, если возьму хоть раз, то не смогу остановиться, пока мы оба не будем полностью измождены. Но даже тогда не захочу покидать тебя. Поэтому пока я поимею тебя языком и сделаю всё от меня зависящее, чтобы ты никогда ни забыла этой минуты. Разведи ножки, ma belle.
Словно загипнотизированная этими тёмными, полными желания глазами, я задрожала, покорно раздвинув ноги. Ремингтон опустил взгляд и, как заворожённый, уставился мне между ног. С его губ сорвался стон.
– Vous etês belle[13],– пробормотал он, склонив темноволосую голову, и прижался губами к внутренней стороне бедра. Несмотря на ожидание прикосновения его губ к моей коже, я всё равно вздрогнула от их мягкости и от интимности ласки.
Все мысли улетучились. От его тёплого дыхания, ласкающего кожу, всё тело натянулось как тетива. Его губы прижались к моей изнывающей плоти. Ремингтон неторопливо целовал и лизал, пока я не начала извиваться на кушетке. После этого, раздвинув пальцами складочки и не прерывая ласк, стал задевать кончиком языка особенно чувствительный комочек. Выгнув спину, я застонала. Зарычав от явного удовлетворения, Ремингтон обхватил губами клитор и стал посасывать, то медленно, то быстро. Ни на минуту не останавливая свою сладострастную пытку, он скользнул в меня пальцем. Я больше не в силах была сдерживаться.
– Ремингтон, я… я кончаю!
– Чёрт, Селена, я без ума от твоего вкуса. – Руками обхватив попку, Ремингтон притянул меня ещё ближе ко рту, продолжая ласкать. А потом одобрительно заворчал, и звук дрожью отозвался в моём клиторе.
– О, Боже! – Меня накрыл оргазм такой оглушительной силы, что я едва могла вздохнуть. Такое чувство, будто меня снесло бесконечными волнами удовольствия.
Когда я пришла в себя, Ремингтон лежал рядом, опираясь локтем на кушетку и подпирая голову рукой. Наклонившись, он меня поцеловал. Я застонала, ощутив свой вкус на его языке.