— Ну, Мэйсона сейчас нет дома. И мамы с папой тоже. Так ты скажешь мне, как я выгляжу, или нет? — Я встаю и упираюсь руками в бедра, жалея, что мы с братом больше не стоим лицом к лицу. Скачок роста в старшей школе сделал его на несколько дюймов выше меня, и теперь он почти такой же высокий, как остальные наши братья, даже если он намного худее. При росте пять футов восемь дюймов[2] мне приходится задирать подбородок, чтобы посмотреть на него.
С совершенно несчастным видом Кэл говорит:
— Ты выглядишь потрясающе.
На моем лице появляется улыбка за мгновение до того, как я хватаю свой гитарный футляр, прислоненный к стене. Когда иду через дом, Кэл следует за мной по пятам.
— Какой смысл прихорашиваться для него? — спрашивает брат, и наши шаги эхом отдаются в коридоре.
— А кто сказал, что это для него?
— Ки-и-ит, — скулит Кэл, и я останавливаюсь. На верхней площадке лестницы поворачиваюсь и смотрю ему в лицо.
— Кэл, ты же знаешь, что именно этим я хочу заниматься в жизни. Еще со средней школы мечтала попасть в знаменитую группу. Шон — потрясающий гитарист. И Джоэль тоже. А Адам — потрясающий певец, а Майк — потрясающий барабанщик… Это мой шанс стать потрясающей. Неужели ты не можешь просто поддержать меня?
Мой близнец кладет руки мне на плечи, и я задаюсь вопросом, то ли это для того, чтобы успокоить меня, то ли потому, что он собирается столкнуть меня с лестницы.
— Ты же знаешь, что я тебя поддерживаю, — говорит он. — Просто… — Он жует губу, из-за чего та становится темно-красной, прежде чем отпустить. — Тебе обязательно быть потрясающей с ним? Он же просто засранец.
Я могу понять, почему Кэл беспокоится. Он знал, как сильно мне нравился Шон до той вечеринки, и в тот вечер выжал из меня все до последней детали. Он в курсе, что я отдала Шону свою девственность, поэтому понимал, почему я плакала перед сном в течение следующих нескольких недель, когда Шон не звонил.
— Может быть, теперь он другой человек, — рассуждаю я, но темные глаза Кэла по-прежнему полны скептицизма.
— А может, и нет.
— Даже если это не так, я теперь совсем другой человек. Уже не тот ботаник, каким была в старших классах.
Начинаю спускаться по лестнице, и Кэл следует за мной по пятам, тявкая на меня, как собачонка.
— На тебе те же самые ботинки.
— Ботинки убойные, — говорю я. Это же так очевидно, но, вероятно, должно быть сказано.
— Просто сделай мне одолжение?
У входной двери я разворачиваюсь и начинаю пятиться к крыльцу.
— Какое одолжение?
— Если он снова причинит тебе боль, используй эти ботинки, чтобы отомстить.
Я смеюсь и делаю большой шаг вперед, чтобы сжать брата в объятиях.
— Обещаю. Люблю тебя, Кэл. Я позвоню тебе, когда все закончится.
С глубоким вздохом он обнимает меня в ответ. А потом отпускает.
Дорога до Мэйфилда занимает у меня целый час. Целый час я барабаню пальцами по рулю своего джипа и включаю музыку так громко, что не слышу собственных мыслей. Мой GPS прерывает уничтожение барабанных перепонок, чтобы направить к клубу под названием Mayhem, и я паркуюсь на боковой парковке массивного квадратного здания.
Поставив джип на место и выключив зажигание, я еще несколько раз барабаню по рулю, прежде чем стукнуть ладонью по бардачку. Он распахивается, из него вываливается расческа, и я использую ее, чтобы укротить свои спутанные ветром локоны.
В начале этой недели название группы Шона — The Last Ones to Know — появилось на одном из моих любимых веб-сайтов. Я моргнула раз, другой, а потом уткнулась носом в экран, чтобы убедиться, что это мне не привиделось.
Они искали нового ритм-гитариста. Немного покопавшись, я выяснила, что их старого друга, Коди, выгнали из группы. На сайте не было сказано почему, и мне было все равно. Появилась вакансия, и все во мне кричало отправить письмо на адрес электронной почты, указанный в нижней части онлайн-листовки.
Я набрала письмо в полном оцепенении, как будто мои любящие гитару пальцы хотели быть в группе даже больше, чем разобщенный мозг. Я написала, что играла в группе в колледже, но мы расстались, чтобы пойти разными путями. А ещё отправила ссылку на YouTube на одну из наших песен, попросила о прослушивании и подписала свое имя.
Менее чем через полчаса я получила ответ, переполненный восклицательными знаками и временем прослушивания, и я не была уверена, стоит мне улыбаться или плакать. Это был шанс воплотить все мои мечты в реальность. Но для этого придется столкнуться с мечтой, которая уже была разрушена.