Вечером накануне я не позволила себе подергать за ручку двери моего кабинета. А уже этим утром потерпела фиаско. Стояла, прижимаясь спиной к двери уборной в 'Земляничных полях', и осоловело таращилась по сторонам.
'Все это - слезы в море', - как сказала бы бабуля.
Есть ли в аудитории кто-нибудь слабый?
Сделайте глубокий вдох и отлепите спину от двери.
Просто сделайте глубокий вдох, и еще один, и еще один.
Отлепите спину от двери.
Лишенное индивидуальности, выполненное в кремовых тонах пространство, дарящее кратковременное уединение. И в этом кремово-кафельном облаке кровь казалась алой. Нет, кислотно-алой. Будто это и не кровь вовсе, а яркая краска. Дрожащими руками я скомкала салфетку, пахнущую ромашковым кремом для рук, каким, вероятно, пользуются все пожилые дамы, оторвала бумажное полотенце, намочила его край под краном и стерла подсыхающую кровь. Воздух в туалете был сухим и холодным, совсем как на борту авиалайнера во время моей последней поездки в Лос-Анджелес. Я закрыла воду и, опершись руками о раковину, уставилась в зеркало.
Да, все верно, глаза что те линзы в очках таксиста-сенбернара. Фары еще те - полубезумные, увеличенные тенями и подводкой, будто бы безмолвно вопрошающие: 'Я не сплю? Я не сплю?'. Зрачки-точки, как у взбесившегося попугая. Ресницы, тяжелые от туши.
Над верхней губой остался ржавый мазок. Запах медяков причудливо смешивался с запахом земляничного мыла. Кожа куртки счесана на локтях. Стискивая зубы, стараясь не смотреть на нанесенный любимой куртке ущерб, я распустила 'хвост', пригладила влажной ладонью наэлектризованные волосы, стерла ржавый мазок над губой. Я побледнела, руки все еще дрожали, но я могу это пережить. Нацепив очки на футболку, я щелкнула замком и вернулась за столик.
'Земляничные поля' - кофейня, в первую очередь. Место для деловых встреч, во вторую. Кофейня, из которой эти манекены с восковой кожей, эти бизнестигры в серых доспехах сделали второй офис. Они работают в офисах, работают в кофейнях. Работают везде.
Мерцали ноутбуки, щебетали на разный лад и на разных языках мобильные телефоны; руки с безупречно ухоженными ногтями и запястьями подносили к десяткам и десяткам ртов белые, как морская галька, чашки с логотипом 'Земляничных полей', смазывая кофе внутренние механизмы, заставляя шестеренки вращаться плавно, бесшумно. Точь-в-точь улыбающиеся тарахтящие автоматы. Красные лакированные столики, похожие на ядовитые грибы, или на ягоды земляники, раздавленные под чьим-то ботинком, отражали солнечный свет. Какова была первоначальная задумка? Я склонялась к ядовитым грибам. 'Земляничные поля' были ничуть не земляничными. Парадокс.
- Можно задать вам личный вопрос? Мы знакомы не первый день, а я давно хотел спросить... - Багама облокотился о спинку стула, убирая локти со стола и, не дожидаясь моего согласия, произнес: - О вас разное говорят. Например, что вы никогда не улыбаетесь...
Я посмотрела в его холодные спокойные глаза и отрезала:
- Я улыбаюсь. - Верно, в СМИ обо мне 'разное говорят'. Зато я всегда говорю одно и то же: не ваше долбанное дело. - Случается.
Уголки губ Багамы поползли вверх. Эмоций за этим движением лицевых мышц не наблюдалось. Я имею в виду, вообще никаких. Так же жук шевелит усиками. Согните и разогните указательный палец. Примерно столько же кубиков эмоций Багама, также известный как душа компании, рубаха-парень, бросил в эту улыбку.
- Я же сказала, - оставшись сидеть с непроницаемым лицом, я углубилась в чтение меню, - случается. Иногда.
По всей видимости, я таки здорово ушиблась головой, поскольку заказала зеленый чай.
Неужели я все еще пыталась держаться? Компост типа 'новый день - все с нуля'? А как же все те окурки в блюдце, которые я выносила из офиса в упаковке из-под колготок, а потом - в коробочке из-под скрепок, а потом - в файле? А все те матовые круги на столешнице, оставшиеся от чашек, чашек, чашек кофе? Пластыри на моей руке? Капельки слюны, вылетевшие изо рта Боснака в приступах негодования? Или Реньи думает, будто последняя неделя - всего лишь безобидное помутнение?
Скрипя зубами, я смотрела в чашку.
На дне легкой, как перышко, чашки дрожал комок зеленых водорослей, потрескивающих лопающимися пузырьками воздуха. То, что в меню называлось 'императорским крупнолистовым зеленым чаем'. Наглая ложь, ребята.
Я поставила чашку на блюдце, отодвинула от себя и попросила у официантки меню.
- Вам не понравился чай? - спросил Багама, отхлебывая кофе.
Он не добавил в кофе ни сливок, ни сахара. Либо ему нравится горький бодрящий вкус, либо он хочет струсить с себя шелуху сна. Скорее, первое. Багама не выглядел сонным. Напротив, он выглядел до тошноты бодрым.
- Кофеиновый пластырь, - объяснила я, листая меню. Как и с проклятым чаем, я пожалела о сказанном секундой позже.
Не поверите, но пока что я не встретила человека, у которого рот был бы больше моего. Теперь, закажи кофе, я предстану не в лучшем свете. Подсевшим на кофеин наркоманом, срывающим райский плод. Каким я, собственно, и являлась всю прошедшую неделю. Половину моей сознательной жизни.
Я остановила свой выбор на яблочном соке. Яблочный сок не вызывает толерантность, верно?
- Серьезно?
- Предельно, - кивнула я, не глядя на собеседника.
- И каково это?
Каково - что? Каково быть ходячей аппликацией?
Как говорит моя мамочка: 'Содержательный разговор требует исчерпывающих ответов'.
- Жизнеутверждающе, - я пожала плечами и скинула куртку с правого плеча, обнажая шесть бежевых пластыря, налепленных один за другим. Я могу всю себя заклеить пластырями, а толку-то?
Фактически, мы поменялись местами: теперь Багама задавал вопросы, а я отвечала на них. Хотел узнать меня лучше? Не смешите. Он не спешил переходить к главному, что ж, значит, и я не буду торопиться со срезанием жира с костей. Такие себе 'ля-ля тополя' утром.
- Ходите в Спортивный Клуб?
Я открыла рот рявкнуть: 'Откуда вы узнали?', но вспомнила о значке Клуба на сумке. Мускулистые ребята поощряют вас футболкой, потом дарят сумку. На вашей тонкой, хилой, дряблой шее - намыленная петля, затягивающаяся все туже и туже. Они хотят от вас больше, чем просто деньги. Они хотят заразить вас здоровьем и тонусом. Нарочно не придумаешь.
Я ответила:
- Бассейн.
- Вам нравится?
- Очень.
- Ваш энтузиазм заразителен, госпожа Реньи.
Что я могла на это сказать? Я вновь пожала плечами.
- Я хожу в Спортивный Клуб постольку, поскольку это необходимо. - Мне или Боснаку? Старый хитрый лис Боснак, ревущий наставления в свои огромные моржовые усы. Бассейн был его идеей. Если на то пошло, все было его идеей. - Это не обязательно должно доставлять мне удовольствие.
- Нет, обязательно. Иначе результата вам не видать, как собственных ушей.
Я нахмурилась:
- И что это означает?
Я не добавила 'черт возьми'. Вежливость, - ею должно быть пропитано все, что вылетает из вашего крикливого рта.
- Это означает, что у вас неправильная позиция.
- Что у меня неправильное, Багама, так это утро. Если вы не возражаете, я не хочу говорить на эту тему.
Он оставил право последнего слова за мной. Я оценила это. Багама не будет хромать всю оставшуюся жизнь, и у него на один палец больше. Право последнего слова, если на то пошло, было моим законным правом. Всегда и со всеми. Кто-то назовет это озлобленностью, кто-то отчаянием. Я называю это характером.
Принесли мой сок. В гранях высокого стакана танцевал солнечный свет. Официантка - любезная, как шлагбаум - одарила Багаму кокетливой улыбкой. Сомневаюсь, что меня она вообще заметила. Багама улыбнулся ей, но его глаза оставались холодными, далекими. Привет, кто-нибудь есть дома?