- Не смотри на меня так! - огрызнулся он Гермионе.
- Не наезжай на неё! - прорычал Рон.
- Нет, нет, мы не должны ссориться! - сказала Гермиона, становясь между ними.
- Ты не должен был говорить всего этого Люпину, - сказал Рон Гарри.
- Это должно было с ним случиться, - сказал Гарри. Разрозненные образы проносились в его голове: Сириус, падающий в арку, поверженный Дамблдор в воздухе, вспышка зелёного света и голос его матери, мольба о пощаде…
- Родители, - сказал Гарри, - не должны оставлять своих детей, только… только если им не приходится это сделать.
- Гарри, - сказала Гермиона, протягивая руку в попытке утешить его, но он оттолкнул ее и отошёл, глядя в разведённый Гермионой огонь. Однажды он говорил с Люпином через этот камин, ища правду о Джеймсе, и Люпин успокоил его. Теперь перед глазами возникло измученное лицо Люпина. Он почувствовал болезненный укол раскаяния. Рон и Гермиона молчали, но Гарри был уверен, что они смотрят друг на друга за его спиной, общаясь без слов.
Он повернулся и успел заметить, как они быстро отвернулись друг от друга.
- Я знаю, что не должен был называть его трусом.
- Да, не должен был, - сразу же сказал Рон.
- Но он ведет себя как трус.
- Все равно… - сказала Гермиона.
- Я знаю, - согласился Гарри, - Но если это заставит его вернуться к Тонкс, то оно стоило того, не так ли?
В его голосе звучала мольба, которую он не мог скрыть. Гермиона посмотрела на него с сочувствием, Рон - с сомнением. Гарри опустил голову, думая о своем отце. Согласился бы он с тем, что Гарри сказал Люпину, или его разозлило бы то, как сын разговаривает с его старым другом?
Тихая кухня, казалось, наполнилась гулом невысказанных упреков Рона и Гермионы. «Ежедневный Пророк», принесённый Люпином, всё еще лежал на столе. Глаза Гарри с фото на первой страницы были устремлены в потолок. Он подошёл к нему, сел, и, открыв газету на первой попавшейся странице, сделал вид, что читает. Но смысл написанных слов до него не доходил, потому что он продолжал думать о его ссоре с Люпином. Он был уверен, что находящиеся сейчас по другую сторону от «Пророка» Рон и Гермиона продолжают свой молчаливый диалог. Он с шумом перевернул страницу, и в глаза ему бросилось имя Дамблдора. Прошло несколько мгновений, прежде чем он понял, что означает фотография, на которой была изображена семья из нескольких человек. Под фотографией была подпись: Семья Дамблдоров, слева направо: Альбус, Персиваль, держащий новорожденную Ариану, Кендра и Аберфорт.
Привлекшее внимание фото Гарри изучил более внимательно. Отец Дамблдора, Персиваль, был симпатичным мужчиной, блеск в глазах которого, казалось, можно было различить даже на выцветшей старой фотографии. Маленькая Ариана была чуть больше буханки хлеба и кроме этого больше никакими внешними особенностями не отличалась. У её матери, Кендры, были черные как смоль волосы, собранные в высокий пучок. В её лице было что-то особенное. Гарри подумал о фотографиях коренных американцев, когда смотрел на темные глаза, высокие скулы, прямой нос, правильные черты лица, и шелковое платье с высоким воротником. Альбус и Аберфорт были одеты в одинаковые кружевные куртки, и у них были схожие прически с волосами до плеч. Альбус выглядел старше на несколько лет, но оба мальчика были очень похожи, это явно было до того, как нос Альбуса был сломан и он начал носить очки.
Семья выглядела счастливой и обычной, их лица безмятежно улыбались со страницы газеты. Ручка крошки Арианы высунулась из-под пелёнки. Над фотографией Гарри увидел заголовок:
Подумав, что это вряд ли заставит его чувствовать себя еще хуже, чем он уже себя чувствовал, Гарри начал читать:
Гордая и высокомерная Кендра Дамблдор не могла больше оставаться в Плесневелой Пустоши после публичного ареста ее мужа и заключения его в Азкабан. Поэтому она решила порвать все связи и переселится в Годрикову Лощину, деревню, которая позже обрела известность после того, как явилась местом действия удивительного побега Гарри Поттера от Сами-Знаете-Кого.
Как и в Плесневелой Пустоши, в Годриковой Лощине жило много семей волшебников, но поскольку Кендра никого из них не знала, она была бы избавлена от любопытства по поводу преступления мужа, с которым он столкнулась в деревне, где жила раньше. Неоднократно отвергая дружественные попытки своих новых соседей-волшебников сблизиться, она вскоре добилась того, что в дела её семьи перестали вмешивался.
- Она захлопнула дверь перед моим носом, когда я пришла поприветствовать ее с пачкой домашних тортов-котелков, - сказала Батильда Бэгшот. - В первый год их пребывания здесь, я видела только двух мальчиков. Я бы никогда не узнала, что у неё есть дочь, если бы не собирала Заунывки при лунном свете той зимой, когда они переехали, и не увидела, как Кендра выводила Ариану на задний двор. Крепко держа её за руку, она прошлась с ней вокруг лужайки, потом отвела её обратно в дом. Я даже и не знала, что думать.
Похоже, Кендра думала, что ее переезд в Годрикову Лощину станет прекрасной возможностью раз и навсегда спрятать Ариану, это то, что она, возможно, планировала на протяжении нескольких лет. Время имело значение. Ариане как раз исполнилось семь лет, когда она бесследно исчезла, а семь лет - это возраст в котором проявляется магия, если она присутствует, и с этим соглашаются многие эксперты. Никто из ныне живущих не помнит, чтобы Ариана демонстрировала хотя бы малейшие признаки магических способностей. Поэтому становится совершенно очевидным, что Кендра приняла решение, что лучше скрыть существование своей дочери, чем сгорать от стыда от признания того, что она родила Сквиба. Переезд от друзей и соседей, которые знали Ариану, конечно значительно упрощал возможность держать Ариану в заточении. На тех немногих, кто теперь знал о существовании Арианы, можно было положиться в том, что они не выдадут тайну, включая двух её братьев, которые на задаваемые им неловкие вопросы имели один ответ, которому научила их мать: "Моя сестра слишком больна, чтобы ходить в школу”.