Белоснежно чистый и безмятежно спокойный.
Стоявший под яблоней мужчина чуть повернул голову. В ярком свете дня, приглушенном лишь тенями набегающих облаков, он слабо улыбнулся ему.
— Мо Жань.
— …
— Это я тебя подвел. В жизни и смерти я не буду винить тебя.
Мо Вэйюй упал на колени. После целой ночи кровопролитных сражений не только его одежда была в жалком состоянии, но и сам он был с ног до головы в крови. Под чистыми небом и яркою луной раздавленный и ошеломленный он на секунду замер, прежде чем, подобно ничтожному муравью, согнулся пополам и, дрожа всем телом, разрыдался в голос.
— Учитель… Учитель…
Задыхаясь от слез, он стенал:
— Это не так… это не я… прошу… умоляю… это же не я…
Я хочу вернуться назад, я мечтаю начать все сначала. Я готов заплатить любую цену, умоляю…
Я могу вырвать свое сердце, только не дайте мне умереть под именем Тасянь-Цзюня.
Я правда… правда больше не хочу быть тем человеком… умоляю…
Он подумал о Сюэ Мэне и Ши Мэе.
Он вспомнил ту связку засахаренных фруктов на палочке, которую в детстве вручил ему Сюэ Мэн, надменно поставив его перед фактом, что, нравится — не нравится, а съесть их ему придется.
Он вспомнил, как сегодня перед уходом Сюэ Мэн расплакался и, ухватив его за ворот одежды, попросил «брат, не лги мне».
Он вспомнил, как в юности Ши Мэй принес ему чашку горячих пельменей и произнес «А-Жань, у меня тоже нет родителей, с этого момента будем одной семьей, ладно?».
И как сегодня на Платформе Призыва Души ослепивший себя Ши Мэй заплакал кровавыми слезами и сказал «на самом деле, вы никогда меня не понимали».
А потом он подумал о Сюэ Чжэнъюне и госпоже Ван.
Он вспомнил, как они умерли в прошлой жизни — и исполненное лютой ненависти и жажды кровной мести лицо Сюэ Мэна.
Он подумал о Чу Ваньнине.
И у него вдруг перехватило дыхание.
Его пальцы так глубоко вошли в землю, что костяшки побелели, кожа лопнула и обнажилось мясо.
— Что делать… что же делать?!..
Словно потерявший надежду загнанный зверь, которого отхлестали кнутом так, что разошлась кожа и показалось мясо, он скорбно и отчаянно завыл.
Только теперь Мо Жань внезапно осознал: раньше он считал, что именно Тасянь-Цзюнь — лишний человек в этом бренном мире, но что насчет него? Почему не он? Он вдруг понял, что не знает, где в этом огромном мире та мирная гавань, что примет его, и если его старый друг по-прежнему там, кто сможет простить его здесь.
Он сам был лишним.
Свернувшись клубочком, он дрожал всем телом.
Обхватив себя руками, он выл и причитал.
Почти так же много лет назад на кладбище для нищих он лежал на гниющих останках своей матери.
Слезы лились ручьем. Он не знал, куда идти и где найти приют, где его дом и семья.