— У нас еще одна проблема.
Грейс снова напрягается и выпускает его из объя-тий.
— О боже. Мне лучше сесть, да?
— Да. И выпить, пожалуй, не помешает.
Грейс направляется прямо к столу, где стоит полупустая бутылка красного, и наливает два бокала.
— Ну ладно, так какие еще новости меня ждут? Кевин тяжело вздыхает.
— Мама пропала.
— О господи. — Грейс качает головой и делает большой глоток. — Как это? Она что, ушла из дома престарелых?
— В каком-то смысле.
— В каком?
Кевин плюхается на тот самый диван, который еще минуту назад фигурировал в его эротических фантазиях. Беккет томно мурлычет, словно гордясь, что его рыжей шерстью покрыты все три подушки.
— Не знаю даже, с чего начать. Наверное, с того, что она сбежала из «Россдейла» ночью.
— Этой ночью?
Кевин кивает.
— И, скорее всего, ловила машину на дороге.
— Что?
— Или тебе будет интереснее послушать, как она подмешала транки охраннику в капучино?
— Ты шутишь.
— Приукрашиваю. Это был эспрессо.
— Но как, черт возьми…
— Судя по всему, она разработала сложный план, куда входила кража постельного белья из прачечной — у них там пропало несколько полотенец… да, и в придачу похищение сорока пяти евро у соседки по комнате. — Он делает паузу для театрального эффекта. — Мертвой соседки.
Грейс взвизгивает от смеха.
— Прекрати! Это ужас какой-то. Прекрати!
— Они считают…
— Так ты говорил с…
— С Шейлой Слэттери — помнишь, директор «Россдейла»? Она примчалась сюда вместе со своим приятелем Квазимодо.
Грейс снова заливается хохотом.
— Кончай!
Кевин довольно улыбается и тоже смеется.
— Миссис Слэттери и этот неандерталец стояли у нас на пороге и тихо психовали, хотя изо всех сил старались не показывать вида. Видимо, опасаются, что мы их засудим. Оказывается, накануне мама обошла половину комнат, со многими соседями торжественно попрощалась и потихоньку показывала им разные штуки из своего рюкзака, которые намеревалась использовать — я цитирую — «в бегах».
Грейс уже в истерике.
— Что, например? — с трудом выговаривает она. — Что у нее было в рюкзаке?
— Итак, по порядку. — Кевин рад. Наконец-то у них все как раньше. Кевин, маленькая лабораторная мышка, вышел в большой мир, собрал крошки историй и интересных наблюдений о разных людях и местах, где побывал, принес в свое маленькое гнездышко и теперь развлекает ими Грейс. — Банка пива, рулон туалетной бумаги, — Он уже сам ржет как ненормальный. — Да, и еще пузырек имодиума — как знать, вдруг в побеге внезапно проберет дрисня.
Грейс стонет от смеха.
Кевин наконец успокаивается.
— Но, конечно, никто не обратил на это внимания. Все решили, что она просто заговаривается.
— Ну, ей-богу… я просто не…
— Я знаю.
— Рассказывай, рассказывай.
— Где-то перед рассветом — не знаю точно, в каком порядке все это происходило, — она мило пообщалась с охранником при входе и подмешала ему в кофе снотворное. Как в кино. Спряталась в чужой комнате, запугав до полусмерти какую-то старушку-пенсионерку. Вроде как они еще раньше с ней поцапались по какому-то поводу. Я и знать не знал. Маме после этого даже запретили вьгходить в комнату отдыха.
— Ой, не могу…
— Но это я виноват. — Он отводит глаза. — Мне столько раз звонили из «Россдейла», а я даже не потрудился…
— Ты не виноват.
Но это неправда.
— Да ладно, — отмахивается он от ее великодушия, хотя оно все же слегка приглушает грызущее недовольство собой. — Да, я ведь, кажется, еще самое главное не рассказал? Лучше не спрашивай, но она там пряталась за каким-то деревом или растением, а когда охранник ее заметил, стала втирать ему про отцовскую конюшню.
— Какую конюшню?
— Вот и я о том же.
Грейс все еще вытирает слезы.
— Боже ты мой. Дайте мне еще вина.
Грейс наполняет оба бокала до краев.