— Булочки с сосиской. Отвратные. Или тосты с бобами.
— Но кто же не любит тосты с бобами?
— Только не с такими, — отвечает Эйдин. — И тосты не такие.
— Бедный мой птенчик. Что ж, теперь ты здесь, а это главное.
— Так ты что, прямо живешь в этой школе? — Это первый вопрос, который Шон адресует непосредственно Эйдин. — В общей комнате?
— Ага, — говорит Эйдин. — Но только на неделе. На выходные приезжаю домой.
— Представляется что-то вроде казармы.
— Больше похоже на сумасшедший дом.
Шон усмехается.
— Что, правда?
— Ну, они там все какие-то… вот, например, одна девочка — по ночам на нее всегда накатывает тоска по дому. Это ужасно грустно. Она не хочет, чтобы кто-то заметил, и плачет так, потихоньку, в подушку. А мне ее жалко. А другой родители все время присылают деньги, дорогие подарки, вещи, но никогда не навещают. Домой берут только на Рождество и на летние каникулы. И она там с шести лет.
— Я практически разорена, — говорит между тем Милли. — Да, кстати, Сильвия, вы не видели, мне тут никакие чеки не приходили? Обычно в это время я получаю свои дивиденды.
— Да, была пара чеков. Я положила их на счет, в среду, кажется. Вот черт, я что, забыла вам квитанцию отдать?
— Чего не знаю, того не знаю. Да нет, наверняка отдавали. Неважно. Ужасно скучная тема, правда, Шон? Молодым людям ни к чему разговоры о деньгах.
Шон вежливо качает головой, а затем с улыбкой поворачивается к Эйдин.
— Так ты, значит, тоже любишь музыку?
18
Эйдин в самом радужном настроении летит на велосипеде от бабушкиного дома вдоль темнеющего Ирландского моря по непроглядно темной дороге — фонари вдоль нее попадаются только изредка, да и те светят паршиво. Свирепые порывы ветра обжигают щеки, уши, пальцы, но Эйдин этого почти не замечает, ей ничего не страшно. Вся дорога её! Свернув на боковую дорогу, она взвизгивает, хохочет, как сумасшедшая, и бросает педали — летит под уклон на полной скорости, а в ушах гремит «I’d Really Love to See You Tonight» в исполнении Чёткого. «Но теплый ветер разносит звезды, ах, как хочется видеть тебя». Интересно, сколько лет Шону? Семнадцать? Девятнадцать? Да какая разница. У него волосы как у рок-звезды. И кожаная куртка. Интересно, он уже занимался сексом? Представление о сексе у Эйдин, мягко говоря, туманное, хотя Бриджид во время полуночных бесед в «Фэйр» всякий раз упоминает какие-нибудь откровенные, неприятные подробности: обязательно зажми кончик презерватива, держи под рукой полотенце, приготовься — будет больно.
Впереди Эйдин видит старика, гуляющего с собакой, кричит, против своего обыкновения: «Привет!» и катит дальше. Вновь и вновь она проигрывает в воображении сцену, только что разыгравшуюся в бабушкиной гостиной. Теперь она будет это делать всю неделю, и молча, наедине с собой, и вслух, вместе с Бриджид в Миллберне: переживать заново, разбирать на детали, прокручивать в голове раз за разом.
Когда Сильвия с Милли ушли готовить ужин, Эйдин, ужасно смущенная, торопливо подошла к камину и стала перекладывать брикеты.
— Твоя бабушка — просто отпад, — сказал Шон.
— Это хорошо или плохо?
— Конечно, хорошо. Она такая прикольная, правда же? «Шон любит музыку!»
— В жизни не слышала худшей имитации ирландского акцента.
Шон рассмеялся и попробовал еще раз:
— «Сейчас бы в паб, да по ба-а-аночке!»
— Кончай! — Эйдин зажала руками уши, изображая протест. — Это ужас какой-то.
Он улыбнулся ей.
— Так какую музыку ты любишь?
— Ой, я обожаю Чёткого. Он лучший. Я его раза четыре живьем видела.
— Чёткий? — Шон отшатнулся и выставил обе ладони перед лицом, словно заслоняясь от какой-то инфекции. — Это такой длинный чувак с бородой, который типа перепевает чужие песни?
Если бы кто-то из окружения Эйдин позволил себе подобную реакцию (а такое случалось), она бы не полезла за словом в карман. Но Шон, кажется, просто дружески ее подначивал, и, разумеется, даже намек на резкость был бы тут совершенно неуместен.
— У него и свои песни есть, — проговорила Эйдин, глядя ему в лицо. Было почти больно, да просто немыслимо смотреть на этого юношу вот так прямо. У него такие одухотворенные глаза, такая восхитительная грива волос — гуще, чем у нее, и блестят сильнее. — Он классный, совсем не выделывается, к фанатам нормально относится.
— Да? Ну, клево. Так что же — каждый день Четкий двадцать четыре часа в сутки? И больше никакой музыки?
Эйдин тут же стало жаль, что ей нечего на это ответить.