— Я понимаю все, что ты говоришь, — перебил Хачо Дудукджяна, — но все же должен повторить то, что сказал раньше: наш народ не может сразу сбросить с себя ярмо рабства, изменить свой характер и взять в руки оружие. Такие перемены совершаются не в один день. Вы, жители столицы, должны были начать это дело давным-давно, вы должны были научить нас бороться, а теперь, во время этой христианской войны, собирать плоды посеянных семян. А вы не подготовили нас. Вы спокойно сидели в Константинополе, а теперь пришли и говорите, чтобы мы взялись за оружие и защищали себя от турок и курдов. Кто вам поверит, что это возможно?
— Вы правы. Мы, константинопольцы, были ленивы и беззаботны, мы не подготовили вас, — ответил Дудукджян спокойным голосом. — Но я говорю не о том, что армяне потеряли чувство свободы, свою честь и гордость. Воспитать эти качества была задача наша, константинопольцев. Я говорю только о самозащите, а для этого не нужно обладать культурой и развитием. Чувство самозащиты присуще даже животным и растениям. Так неужели армяне своей неподвижностью подобны камню и дереву!
XXI
По уходе старика Хачо и его сыновей Вардан и Дудукджян остались одни.
— Действительно, почва не готова… — заметил Вардан, глядя на бледное и грустное лицо константинопольца.
— Кто же виноват в этом? — спросил Дудукджян с горечью, и в сердце его точно что-то оборвалось от сильного волнения. — Старик очень умен. Он гораздо умнее нас, глупых книжников. Он верно заметил, что подготовка народа была обязанностью константинопольцев. Но что же мы сделали? Ничего… Мы вовсе не заботились об этом, не интересовались современной Арменией и ее трагедией, а восхищались только ее исторической славой. Мы не знали настоящей Армении и не думали об этом. Мы знали ее только по описаниям древних историков и воображали, что на этой земле титанов живут еще Тиграны, Арамы, Ваагны, Варданы и великие Нерсесы[23]. Воображение рисовало нам многолюдные города, где процветают ремесла и торговля, где армянин пользуется всеми благами природы, добывал их своими руками. Мы думали, что в Армении есть богатые деревни, устроенные рукой земледельца армянина, и его хлебные поля наполняют амбары своими продуктами. Мы были уверены, что большинство населения страды составляют армяне, которые живут спокойно и счастливо на своей родной земле. Но мы не знали, что целые армянские провинции опустели от армян — они либо погибли в нужде, либо насильно обращены в магометанство. Мы не думали, что вместо живого армянина найдем живые трупы или обширные кладбища. Нам неизвестно было то, что религия — эта основа национальной жизни, по нашему мнению, — разрушена, и остались только жалкие развалины великолепных церквей и монастырей. Мы не знали, что наш язык, святое наследие предков, исчез с уст армянина, который теперь говорит по-курдски и по-турецки. Нам было также неизвестно, что большая часть храбрых, диких курдов, которые ныне божья кара и напасть для армян, лет пятьдесят — сто назад были нашими братьями по крови, говорили на нашем языке и молились в наших церквах. Одним словом, мы ничего не знали и о нынешней Армении имели самое смутное понятие. Нам неизвестно было и то, что жалкие обломки нашей нации в силу печальных условий жизни под тяжелым гнетом рабства так измельчали, изуродовались, что, потеряв свои хорошие качества, приобрели низкий, малодушный, трусливый и мстительный характер…
Вардан слушал с любопытством. Дудукджян продолжал:
— Между тем в наших руках были все силы; мы могли совершить большие дела. У нас был патриарх — глава народа, который думал только о спасении души. У нас происходили совещания представителей национального собрания[24], которое занято было пустяками и интригами. Наша учащаяся молодежь оглашала песнями берега Босфора в годовщину национального собрания, вовсе не думая о том, что в это время на их родине проливалась кровь. Мы имели прессу, которая не обращала внимания на судьбу своих соотечественников, а всегда была занята интересами других народов. У нас были школы, которые не дали Армении ни одного дельного учителя. У нас был театр, который не показал нам ни одной картины из жизни несчастных армян, а потчевал общество отбросами произведений французской стряпни. Наши национальные вожди лицемерили перед требованиями Высокой Порты[25] и думали только о своей славе. У нас была финансовая сила, но золото украшало дворцы амира, а на благосостояние народа не расходовалось ни гроша. Одним словом, мы держали в наших руках руль прогресса нации как бы для того, чтобы вести нацию к гибели.
24
Армянское национальное собрание, утвержденное турецким правительством в мае 1860 года, состояло из духовных и светских представителей народа; усмотрению собрания подлежали вопросы церковные и народные. (Прим. пер.).