Тем не менее долг службы обязывал: надо было как можно скорей набирать войска и идти выручать Хидэёси, попавшего в ловушку под Такамацу. Мицухидэ вернулся в свой замок Сакамото в земле Оми и собрал всех людей, кого мог найти, верный своей задаче и готовый отправиться в поход на защиту своей группировки, как подобало.
Но когда он узнал, что Нобунага заехал в Хоннодзи с маленькой командой, мир перевернулся. В голове Мицухидэ возник план, который он немедля выложил своему главному штабу: Киото находится по пути в далекую провинцию Биттю, где ждет Хидэёси; прежде чем достичь Такамацу, армия остановится в Киото и осуществит правосудие, то есть убьет Нобунага. Все поняли, какие последствия неумолимо влечет за собой это решение, но ни один из присутствующих не смог возразить решению вождя; значит, надо было победить, добиться успеха или, скорее, мужественно встретить смерть — было немыслимо, чтобы другие полководцы Нобунага оставили безнаказанным поступок, который, сколь бы оправданным он ни был, представится, им прежде всего изменой, а потом опасным прецедентом. Так Нобунага захлебнулся в крови, которую сам щедро проливал до тех пор.
Тем временем ситуация вокруг Такамацу, подтопленного замка, никак не могла разрешиться. Защитник цитадели, которому сообщили, что к Хидэёси неминуемо прибудут подкрепления, чувствовал, что надежды тают. В то же время Хидэёси захватил ценного пленника — гонца Акэти Мицухидэ, направлявшегося к Мори. Хидэёси мгновенно понял все — какая драма произошла в Хоннодзи и какие она влечет опасности; оставалось только действовать, прежде чем эта весть донесется до врагов. После этого он с готовностью принял гонца от Мори — монаха по имени Анкокудзи Экэй. Прежде, чем рассказ о событиях в Хоннодзи дошел до Мори и участника переговоров с их стороны, было заключено перемирие. Но, похоже, достигнутое таким образом равновесие удовлетворило всех, потому что Мори не возобновили враждебных действий, даже узнав о смерти Нобунага. Этот мир несомненно отражал относительное равновесие сил обеих сторон, могущество которых стремилось к максимуму, нечто вроде раздела основной части Японии: группа Ода доминирует в центре Хонсю, Мори сохраняют за собой Запад и помогут Хидэёси наказать вероломного полководца.
Атмосферу в Киото определяли подозрительность и страх. Никто не пролил ни слезы по покойному тирану, но повсюду царила неуверенность, и каждый задавался вопросом, что предпримет сосед. Говорили, что Мицухидэ намерен убить Хидэёси; но почему его, а не кого-то другого? Каждый из крупных полководцев Нобунага мог лелеять мечту встать во главе клана, в котором, кстати, Мицухидэ мог рассчитывать на многих союзников — на семейства Тёсокабэ, Хосокава, Такаяма, Накагава, Цуцуи. Претендовать на гегемонию мог и он сам, потому что личная гвардия его бывшего господина погибла вместе с последним в Хоннодзи, тогда как старший сын Нобунага, Нобутада, окруженный без надежды на помощь во дворце Нидзё, тоже покончил с собой вечером дня покушения.
Десять долгих дней ни с одной стороны не было никакой реакции. Но воображение людей работало активно, и это его порождения в большей степени, чем факты, дошли до потомства, населив коллективную память японцев рассказами об откликах эпического характера. Поскольку люди того беспокойного времени сами находились в необычной ситуации, отделить реальное от вымышленного часто трудно.