Слова, конечно, почтительные, но впечатление от них несколько ослабляет предшествующая фраза:
Кацуиэ был воином, который проводил все дни, упражняясь в военных искусствах. Но, когда мы атаковали его до семи раз, он оказался неспособен держаться дольше
Так погиб бывший друг, у которого Хидэёси позаимствовал часть своего нынешнего имени (Сиба, отчего получилось Хасиба); за ним в могилу последовала родная сестра Нобунага — О-Ити, которая более десяти лет назад смогла выжить во время истребления клана тогдашнего ее мужа, Асаи Нагамаса. Но дочерям Нагамаса снова повезло: под охраной верного эскорта они смогли покинуть донжон до начала трагедии, истребления всей оставшейся семьи и разрушения прекрасного замка Китаносё в пламени пожара, который велел зажечь сам Кацуиэ, прежде чем умереть. Поняв, что означает этот костер, и ни на миг не усомнившись в мужестве своего врага, Хидэёси покинул крепость, не дожидаясь, чтобы ему по обычаю принесли голову побежденного, — этот рыцарский поступок, увенчавший чрезвычайно дерзкую операцию, одну тех войн преследования, которые так любили самураи, принес Хидэёси горячие поздравления не только от Токугава, но и, чего он меньше ожидал, от бывших врагов или почти врагов — семейств Ходзё и Уэсуги.
А для тех, кто еще сомневался в эффекте этой победы, самоубийство Нобутака, осажденного родным братом в Гифу, утвердило в глазах всех грозную мощь того, кто начинал выступать в роли нового распорядителя игры, — Хидэёси. Что касается Такигава Кадзумасу, статиста Кацуиэ, против которого Хидэёси направил первый удар, то в августе 1583 г. он предпочел подчиниться.
Тогда, как и было обещано, Хидэёси наконец утвердился в Осаке, положение которой невдалеке от Сакаи, достоинства крупнейшего и богатейшего порта Японии казались ему крайне важными со стратегической точки зрения. Здесь он также увидел возможность восстановить сеньориальную традицию, право следовать которой Нобунага пожаловал ему в 1578 г., — провести чайную церемонию. Этот ритуал был необходим по многим причинам: Хидэёси взял к себе на службу трех мастеров чайной церемонии, прежде служивших Нобунага, — Сэнно Рикю, Цуда Сокю и Имаи Сокю, очень известных, и было бы неуместно отпускать их на службу к другому господину; к тому же право собирать гостей на чай было одним из атрибутов и привилегий великих даймё — по блеску церемонии и количеству присутствующих судили о них самих; наконец, они давали возможность по умолчанию домогаться даров, стоимость которых могла достигать очень значительных сумм.
Чайная церемония была большим событием и для населения — та, которую устроил Хидэёси для инаугурации замка Осака, длилась неделю и включила в себя, наряду с торжественными ассамблеями для друзей и вассалов, шесть собраний, куда сходились жители города. Он таким образом более, чем когда-либо, утвердил себя в новой роли верховного главы большой области.
Однако оставалось немало трудностей. Конечно, регентский совет лишился одного беспокойного члена, Кацуиэ, и теперь состоял просто из ставленников Хидэёси. Но на границах владений, собранных Хидэёси, по-прежнему рыскали феодальные волки: в Сагами — Ходзё Удзимаса, в Муцу — Датэ Масамунэ, в Этиго — семейство Уэсуги. Что касается Кюсю, большого острова на юге, откуда приходили богатые купеческие корабли, он пользовался фактической независимостью, которая объяснялась его как политическим, так и географическим положением.
Еще хуже было то, что правил передачи высшей административной власти не существовало. Должность сёгуна оставалась вакантной и поэтому служила объектом многих притязаний, причем Хидэёси оказывался исключен из этой борьбы из-за безвестного происхождения. Следовало действовать быстро и не дать никому совершить новый налет на Киото, вроде того, какой в свое время удался Нобунага.
Японский феодальный мир был мало готов к формированию стабильной власти. Ни один из альянсов, заключенных Хидэёси, не выглядел прочным — даже Нобукацу, наследник Нобунага, примкнувший к нему, проявлял все больше раздражения: он заявлял, что его собственное «наследство» захватили, и начал искать других покровителей, подстрекая их к враждебным действиям, которые могли оказаться опасными, когда их вел, например, Токугава Иэясу. Такие интриги уже стоили Хидэёси двух поражений в земле Овари — одно при Комаки, а другое, в 1584 г., при Нагакутэ — знаменитое сражение, если можно говорить о сражении, поскольку судьбу битвы там, как и при Нагасино в 1575 г., решило умелое использование огнестрельного оружия. Однако с заметной разницей, истинное значение которой Хидэёси мог оценить как никто иной: на сей раз, в апреле 1584 г., Иэясу получил преимущество за счет такого количества стрелков, какого никогда не могли собрать Ода. Неодрлимая сила денег во всей Японии порождала колоссальный престиж! Иэясу тогда показал себя достойным наследником Нобунага.