8 июля 1588 г. Хидэёси обнародовал, заверив своей большой киноваревой печатью, может быть, самый знаменитый из своих многочисленных эдиктов.
Строго запрещается фермерам разных провинций хранить у себя мечи, длинные или короткие, луки, копья, мушкеты или какое бы то ни было оружие. Те, кто станет их бесполезно хранить, препятствовать сбору ежегодного налога, подстрекать к мятежам или дурно вести себя в отношении своего сеньора, разумеется, будут предаваться суду. [Поскольку такие действия приводят] к оставлению на произвол судьбы рисовых плантаций и полей и к утрате ленов, феодалы и их представители должны неуклонно собирать все это оружие и передавать нам.
Чтобы собранные таким образом мечи не подверглись расточению, их переплавят, и они послужат для изготовления гвоздей и скоб для [статуи] великого Будды, который будет создан. Посредством этого деяния фермеры будут спасены, конечно, в этой жизни, но также и в иной.
Фермеры, обладающие только пахотными орудиями и целиком себя посвящающие полевым работам, познают благоденствие, так же как их дети и внуки. Мы поступаем так из сострадания к ним. Этот приказ станет основой безопасности в стране и благополучия всего народа. В другой стране, в Китае, царь Яо умиротворил край и использовал ценные мечи и изящные клинки как орудия для обработки земли. В нашей стране этого никогда не делалось. Понимая смысл и цели этого приказа, фермеры отдадут все силы земледелию и выращиванию тутовника [листьями которого питаются шелковичные черви].
Непременно соберите эти предметы и передайте их нам.
По обыкновению Хидэёси в нескольких словах, не обременяя себя ненужным многословием, выразил все: свое желание нанести сильный удар и пресечь всякую надежду на успешное восстание; свое убеждение, что обладание оружием поощряет непокорность; свое ощущение, что он говорит уже не как глава партии, а от имени нации, правительству которой он, как всякий государственный деятель в японской традиции, желал равняться на правительство Китая; желание работать уже не только для себя, но и для будущих поколений, даже рискуя помешать молниеносной карьере какого-то нового Хидэёси; и, наконец, заботу — лицемерную? — о том, чтобы привлечь народные массы к осуществлению коллективного труда, в который вложено изрядное политическое содержание, — гигантской статуи Будды.
Принцип гигантской статуи утвердился очень далеко оттуда, в Гандхаре, а потом прежде всего в Китае начиная с эпохи Северной Вэй (конец V — начало VI вв.); подобные фигуры — каменные или бронзовые — изображали Вайрочану, Великий Источник Света, божественный образ, ассоциировавшийся также с излучением суверена, проникающим сквозь множество царств и миров. Сутра, излагающая доктрину о Будде Вайрочане, пришла в Японию в эпоху Нара под названием «Боммокё»; для напоминания обо всех ее основных идеях император Сёму и велел воздвигнуть большого бронзового Будду в Нара, торжественно открытого в 752 г. и стоящего посреди храма Тодайдзи, который возвели специально для статуи. Здание, а потом и сама статуя — крупнейшее бронзовое изображение в мире, — жестоко пострадали во время войн конца эпохи Хэйан (XII век), но сёгуны Минамо-то, обосновавшиеся в Камакура, а потом регенты Ходзё, сменившие их в XIII в., потратили непомерные суммы на реставрацию этого символа монаршей власти и величия Японии. Таким был поток, включивший в себя проект Хидэёси, который, кстати, уже тоже распорядился восстановить великого Будду в Нара, снова пострадавшего в 1567 г., — жест, отражавший незаурядное благочестие.
Так была организована «охота за мечами» (катана гари), как фамильярно называли ее. Но все-таки позволительно задаться вопросами о реальной быстроте исполнения и реальном значении этого эдикта. Текст «Тамонин никки» сообщает, что в провинции Кага, например (современная префектура Исикава), посланники Хидэёси собрали (с 1588 г.) «1073 катаны (длинных меча), 1540 вакидзаси (коротких мечей), 160 яри (алебард), 500 когаи (ножей) и 700 сёто (дат или кинжалов)», итого 3973 единицы оружия всех категорий. Но, чтобы получить количество обезоруженных людей, это число надо разделить на два, — каждый боец обладал по меньшей мере одним коротким и одним длинным оружием, катаной и вакидзаси, так что возможности сражаться не лишились и 2000 бойцов. С учетом того, какое количество личного состава военачальники обещали выводить на поля сражений, суммарное количество для провинции выглядит скудным. Надо ли делать отсюда вывод, что большинство таких «наемников» получало оружие от полководцев, а никакого личного оружия не имело? Или что многие спрятали оружие, которым владели? Тот же текст намекает на большие опасности, которым подвергаются жители сельской местности; крестьяне думали не столько о бунтах (навязчивой идее Хидэёси), сколько о том, что грозит им самим в стране, в умиротворение которой они верили мало, тем более что сам Хидэёси снова обещал схлестнуться с сеньорами Востока — Ходзё. Однако по размышлении они сочли, что ярость «Обезьяны» для них еще опасней, чем ярость феодальных соседей. Трудный выбор! Или скорей быстрое подчинение новому господину, возможно — более сильному, более ловкому и в любом случае более жестокому: если он при случае мог выказать великодушие по отношению к серьезному сопернику, присоединение которого принесло бы ему много полезных вассалов, по отношению к крестьянству он никогда не проявлял никакого милосердия — ведь в обществе, которое ориентировалось на конфуцианскую модель, предполагавшую колоссальное уважение к земледелию — основе национальной экономики, над производителями тяготело предельное и парадоксальное проклятие.