Было ли это предзнаменованием и следовало ли с ним считаться? 5 августа того же 1591 года умер Цурумацу, столь любимый и столь ожиданный ребенок. Он унес с собой в могилу надежды Хидэёси, его веру в создание рода, и тем самым его смерть грозила пошатнуть стабильность страны. Эта драма несомненно имела отношение к тому, что отныне во всех решениях кампаку стало проявляться ощутимое ожесточение; он снова переживал кризис, что побуждало его бить наотмашь.
Через две недели после того, как скончался Цурумацу, Хидэёси повторил с совершенно военной четкостью директивы «охоты за мечами» и, более того, уточнил их социальные последствия:
1. Если среди вас есть люди, служившие в армии, которые убивали крестьян с июля прошлого года, в конце кампании против области Муцу [ставшей следствием и завершением войны с семейством Ходзё], вам дозволяется поместить их под надзор и изгнать их. Город или деревня, спрятавшие человека такого рода, будут [солидарно] преданы суду за неуважение к закону.
2. Если крестьянин покидает свои поля, чтобы сделаться купцом или сельскохозяйственным рабочим, будет наказан не только он, но и вся деревня вместе с ним будет отвечать перед судом. Любой индивидуум, не служащий при оружии и не занятый земледелием, равным образом будет преследоваться местными властями в судебном порядке и подлежит изгнанию. Чиновники, пренебрегшие своим долгом в этой сфере, будут изгнаны со своих постов за недосмотр. В случае, если факт превращения крестьян в купцов будет скрыт, ответственность понесут весь город или вся деревня.
Ни один воин, покинувший своего господина без дозволения, не будет принят на службу к другому. Прежний статус человека будет рассмотрен с величайшей тщательностью; от него могут потребовать представить поручителя.
Те, кто не скажет, что уже имеет господина, будут арестованы за нарушение закона и отправлены к прежнему господину. Если это постановление будет нарушено и тот, кто совершил проступок, останется на свободе, [прежний] господин получит в качестве компенсации головы трех человек, в противном случае новый господин будет сочтен ответственным [за проступок] и отдан под суд (21 августа 1591 г.)
Как было принято, немногими словами сказано многое: Хидэёси прикрепил крестьянство к земле, но защитил его от бесчинств военной касты, которую тоже жестко подчинил закону; он насадил систему сложной и обязательной коллективной ответственности, впрочем, широко применяемую в Китае со времен зарождения империи и внедренную силой с начала царствования династии Мин. Смелость Хидэёси заключалась в том, что он с равной строгостью применял эту систему к горожанам, к селянам и, что для Японии было новшеством, к феодальным вождям, на которых могла быть возложена личная ответственность за выбор вассалов. Для воинов былых времен такой режим несомненно был бы невыносимым, но современники Хидэёси ощущали необходимость поддержания равновесия, в котором нуждались сами, чтобы сохранить недавно полученные привилегии и преимущества. К тому же, щелкая кнутом угроз, Хидэёси умел внести в жизнь и радость — на сей раз она приняла облик славного и прибыльного похода за море, потому что Япония стала слишком тесной.
В сентябре 1591 г., через недолгое время после эдикта о «замораживании классов», он провозгласил, что вводит в действие план, подготовленный в предыдущем году, в марте 1590 г. Так было принято решение о вторжении в Корею, а штаб-квартиру экспедиционного корпуса расположили в местности под названием Нагоя, на побережье провинции Хидзэн (в современной префектуре Сага на Кюсю).
Глава X
ЗА МОРЕМ
Возможность добраться до Китая и тем более до Кореи была не чудом для того, кто знал Кюсю, а на Кюсю — тихую бухту Карацу. «Карацу» — само название уже содержит призыв: оно означает «порт династии Тан», то есть для страны, позаимствовавшей у великой китайской династии Тан (618–907) основную часть своей культуры, политики и религии, — «порт Китая». Со времен неолита, но совсем бесспорно — с III в. до н. э. отсюда поступали в Японию основные продукты китайской металлургии — либо непосредственно из области Нинбо и рек бассейна Янцзы, либо транзитом через корейскую территорию. Место для этого было подходящим: из еоснового бора, окаймляющего кривую линию пляжа из серебристого песка, в хорошую погоду виден остров Ики, силуэт которого нечетко вырисовывается в море, милях в двадцати от японского берега. А мореплаватели знают, что это не последний этап: с северо-западной стороны Ики угадываются голубоватые контуры больших островов Цусима (приблизительно в 25 милях), откуда опять-таки можно разглядеть другую землю, расположенную почти на том же расстоянии. В общем, это приглашение к путешествию: надо лишь пересечь ряд проливов, едва ли более широких — если смотреть издали, — чем проливы между разными островами, составляющими Японский архипелаг.