В то время как японская армия столь легко восторжествовала на суше, корейский адмирал Ли Сунсин атаковал японский флот, ждавший в портах, и почти полностью утопил его; тем самым японцы лишились возможностей для снабжения — трудно жить в стране, практикующей принцип выжженной земли, — для получения смены и даже для отступления. Тогда в сельской местности, которую захватчики считали заброшенной, замелькали тени крестьян: они уничтожали то, что оставалось от урожая, и бросали на японские лагеря диверсионные группы; это была уже не война наемников и не поединок чести, это было народное восстание. Осенью 1592 г. японские вожди признали очевидное: надо заключать перемирие — к этому стремились обе стороны, находя в этом равную выгоду.
Совершит ли наконец Хидэёси поездку, ту переправу, которую он до сих пор откладывал под разными предлогами? Или же его сердце не могло покинуть Киото и его всегдашних пристрастий, не покидавших его, даже когда он принимал важнейшие решения для международной политики?
Я отправляю Вам это письмо по зрелом размышлении. Поскольку я должен дать Вам много приказов, прежде чем направлюсь в Корею [он не уехал раньше, потому что море было неспокойным], прошу Вас: приезжайте сюда в течение десяти дней после 5-го числа первого месяца. Поскольку здесь Вы задержитесь всего на пять дней, поймите это и приезжайте быстро. И возьмите с собой знатока плотницкого дела, который привезет план Фусими. Проблема намадзу [гигантской рыбы-кошки, на спине которой, согласно мифам, стоит Япония и чьи движения вызывают землетрясения] столь важна для строительства Фусими, что я хотел бы выстроить его таким, чтобы намадзу не смог на него напасть. Вы должны приехать как можно скорей, с плотником и с планом. Вам незачем брать с собой подарки или что-либо еще.
Приезжайте, прошу Вас, с двумя-тремя всадниками, чтобы избежать затруднений по дороге… Что касается постройки Фусими, я хочу, чтобы ее осуществили с величайшей заботой, в соответствии с предпочтениями и вкусами Рикю (Письмо Маэда Гэнъи, 11 декабря 1592 г.)
Ему не хватало домашнего очага; он писал об этом между строк Маа, дочери Маэда Тосииэ и своей самой юной наложнице:.
Вы отдали мне два костюма на Новый год, и я этому порадовался, пожелав Вам долгой и счастливой жизни. Я рассчитываю переправиться в Корею весной, взять все лично на себя, а потом устроить триумфальное возвращение. Я особенно доволен вестью, что здоровье Ваше улучшилось после того, как Вы съездили на воды. Этого аиста я поймал, охотясь с соколом, и преподношу его Вам в надежде, что он доставит Вам удовольствие… (26 декабря 1592 г.)
Но в Корее удача ему изменяла. Если китайская военная машина была тяжеловесной, если требовалось время, чтобы она пришла в движение, сама ее масса способствовала тому, чтобы эффективность она сохраняла надолго. В январе 1593 г., несмотря на холода северных зим, 40 тысяч солдат китайской армии достигли окрестностей Сеула, после того как обратили в бегство японский авангард, расквартированный близ Пхеньяна. Тем не менее игра была еще не окончена, и японское военное искусство снова совершило чудо: японская пехота, вооруженная длинными копьями, пригодными для того, чтобы выбивать всадников из седла, и мушкетами, разгромила архаичную китайскую кавалерию полководца Ли Жусуна, вооруженную лишь короткими мечами, бесполезными вне рукопашной схватки. Однако японские командиры знали, что преимущества у них уже не будет: в мае 1593 г. представлялось, что спасение — лишь в переговорах.
К счастью, Китай согласился направить троих поверенных в делах в замок Нагоя, и Хидэёси заявил о своем намерении женить императора Японии на дочери Ваньли.