Он снова стал учеником, на сей раз у кузнеца, который не замедлил сбыть его с рук оригинальным способом: он передал его священнику — не ради монашеской жизни, от которой подросток однажды уже в ужасе сбежал, а для участия в благочестивых странствиях. В самом деле, этот священнослужитель бродил по округе и продавал в зажиточных домах изображения святых с надписанными молитвами (фудау, люди покупали их в качестве талисманов. Добрый священник искал спутника, потому что торговля в разнос в одиночку, хоть бы и сакральным товаром, была делом нудным и опасным. Для Токитиро это оказалось удачей.
Действительно, перед священнослужителем открывались все двери, только он мог пройти, даже в закосневшем обществе — а тогдашнее японское общество еще не было таковым — через самые непреодолимые социальные барьеры. Целыми днями мальчик и священник без конца бродили; так они достигли Хамамацу в Тотоми (в современной префектуре Сидзуока) и, конечно, направились в замок, принадлежавший Мацухита Юкицуна, вассалу влиятельного Имагава Ёсимото (1519–1560), отдаленного отпрыска славнейшего рода Сэйва-Гэндзи, из которого выходили императоры. Юкицуна по обычаю принял путников и развлекся их присутствием. Ум подростка так его восхитил, что тому было предложено остаться. Токитиро согласился с готовностью, которую легко представить, но оговорил (золотая легенда о великом человеке не допускает предательства), что сначала должен закончить вместе со священником продажу святых карточек. Сказано — сделано: в свое время, около 1551 г., Токитиро вернулся в Хамамацу.
Эта история, рождественская сказка, несомненно может быть отражением вполне реальной проблемы. Почему подросток, отец и отчим которого с перерывами, но неизменно служили роду Ода, не пошел семейным путем? Почему семья, столь желавшая его сплавить, не отдала его в пехоту, в которой так нуждались военные вожди того времени? Почему Токитиро должен был искать занятие в ста пятидесяти километрах к востоку от родной деревни?
Физическая слабость? Неуживчивость? Страх перед коллективной ответственностью, которую семья не хотела брать на себя? Факт есть факт: Токитиро стал служить Юкицуна, и Юкицуна был доволен новобранцем. Когда последний достиг пятнадцати лет, что для сына воина было возрастом совершеннолетия, Юкицуна как хороший господин провел церемонию посвящения (гэмбуку) в молодые воины: в этот торжественный день Токитиро выбрили лоб, сеньор присвоил ему мужское имя — он стал Токити — и вручил ему меч.
Тогда Токити познакомился с жизнью пажей и оруженосцев, включавшую освоение разных боевых приемов, участие в сражениях, которые ведет господин, — хотя последний не хотел брать его в бой, считая недостаточно подготовленным, — закалку морального духа и умение выносить абсолютное одиночество; внутри самой группы ему подобных у него появились соперники, которые все сильней озлоблялись и осыпали его ударами «ниже пояса», с удовольствием попрекая низким происхождением и милостью господина. Подумаешь! Чтобы повергнуть свирепого сироту, этого было мало. Он не просто любил сражения — он даже открыл для себя темное наслаждение некоего кровавого безумия.
Вполне можно себе представить, что он не только внезапно сразил, но и собственными руками обезглавил важную персону — главу одной провинции на Кюсю (Хюгано ками), в результате чего сражение обернулось в пользу его господина и в еще большей мере — их общих суверенов, рода Имагава.
Безумный поступок маленького пятнадцатилетнего пехотинца ошеломил всех. Воюющие стороны, силы которых сравнялись, воспользовались предлогом и спешно заключили перемирие под эгидой великого и знаменитого Такэда Сингэна (1521–1573), которому позже предстояло стать соперником и заклятым противником второго и главного господина Хидэёси — Ода Нобунага. Нити исключительной судьбы как будто сплетались нарочно. Но нельзя не признать: если личность Токити выходила за рамки обычного, то и японское общество того времени поощряло и даже стимулировало появление таких незаурядных индивидуальностей.
Юкицуна хотел бы навсегда привязать молодого героя к себе. Он подумывал о том, чтобы сделать его своим зятем, — обычно это был самый простой способ ввести бедного юношу в богатую семью. Но сколь бы скромным ни было такое положение слегка презираемого сына, оно вызывало зависть других вассалов. Поэтому Юкицуна предпочел женить Токити на дочери одного из своих приверженцев, что было менее вопиющим мезальянсом. Это решение было разумным, но оно не учло доводов сердца: молодая женщина выказала непреодолимое отвращение к такому супругу, лишенному красоты и родовитости; первый же отъезд в деревню она использовала для того, чтобы потребовать развода, сославшись на то, что по натуре неспособна примириться с одиночеством — страшной участью жен самураев. Уязвленный Токити расторг этот союз простейшим образом, принятым в то время, — составив письмо в «три с половиной строки» (микударихан), возвращающее жене свободу или, точнее, возвращающее ее в ее семью безо всякого процесса (военное общество сурово к женщинам: японки, юридически или психологически господствовавшие при дворе в эпоху Нара и в начале периода Хэйан, пришедшегося на VIII–IX вв., тогда начинали понимать это на горьком опыте).