Тем не менее с 10 августа Хидэёси впал в бессознательное состояние, населенное бредом и кошмарами. Но до того он успел сочинить свой последний стих:
Глава XIII
НЕБЫТИЕ
Хидэёси умер; осталось уладить самое неотложное — вернуть армию из Кореи, как он настоятельно пожелал, прежде чем погрузиться в необратимую кому. В декабре 1598 г. начался отвод войск, который одни одобряли, радуясь, что вовремя выбрались из неприятного положения, другие порицали, считая, что не надо спешить, и надеясь укрепиться на полуострове. Но регенты довольствовались тем, что выполнили желание покойного, а Иэясу, поселившись в замке Фусими, повел себя как монарх.
Могло ли быть иначе? Маловероятно; но, как некогда после смерти Нобунага, озлобление и упреки хлынули бурным потоком. Верные вассалы тайко вменяли в вину Иэясу, что он распоряжается всем по своему усмотрению и хочет оттеснить ребенка, опека над которым на него возложена. Добрый Маэда Тосииэ, первый из противников, в конечном счете согласился с доводами Иэясу; но трое других, Мори Тэрумото, Уэсуги Кагэкацу и Укита Хидэиэ, с большим скандалом удалились в свои провинции, выразив этим свое непризнание позиции, которую они отвергали. Семейство Уэсуги даже оказалось настолько дерзким, что Иэясу пошел на него в наступление и покинул Фусими во главе своей армии.
Но он узнал, что в его отсутствие другие регенты призывают к восстанию й в то же время плетутся всевозможные интриги, отражая многообразие затронутых интересов: тут проявлялись традиционное соперничество Восточной и Западной Японии, но также происки иностранцев и христианских сеньоров, козни Ёдо-гими — матери наследника, стремившейся оттеснить супругу, Нэнэ, авторитет которой оставался незыблемым; сказалось и возрожденное пристрастие к тем эпическим битвам, какие тайко старался сделать ненужными, выиграв столь много подобных сражений. В августе 1600 г. японские феодалы, расколовшись на два лагеря, начали войну; последняя из сильнейших ее конвульсий произошла при Сэкигахара, в земле Мино. 21 октября Иэясу одержал сокрушительную, решающую победу, несомненно самую важную в истории Японии нового времени, и обеспечил триумф рода Токугава — страна нашла нового повелителя. В этом смысле дело Хидэёси продолжало жить; но что сталось с Хидэёри, этим семилетним мальчиком, на которого отец возлагал столько надежд?
Бели судить по внешнему виду, все обстояло как нельзя лучше: Хидэёри сохранил свой замок Осака, красивейший в Японии, и управлял тремя соседними провинциями, Сэтцу, Кавати и Идзуми; в 1603 г., в момент, когда Иэясу получил от императора Го-Ёдзэя титул сёгуна, а Хидэёри тогда же был возведен в почетный сан найдайдзина (некогда — министр иностранных дел), Иэясу обручил его со своей внучкой, что сулило одновременно союз и власть.
Шли годы, спокойные для Хидэёри, который вновь увидел своего покровителя только в 1611 г. в связи с визитом последнего в столицу. Встреча прошла нормально, но — сказалось ли тут недоброе влияние Ёдо-гими? — как будто возникло скрытое недовольство. Доверие, если только оно когда-либо существовало, навсегда исчезло; Хидэёри стал воспринимать своего опекуна как узурпатора, и в его окружении оказалось немало единомышленников! Вокруг него понемногу начали группироваться противники рода Токугава, все, кого разочаровал новый режим, стремившийся поставить общество под еще более жесткий контроль, чем это делал Хидэёси. Желал ли Хидэёри, став отныне совершеннолетним по законам самураев, тем самым утвердиться и напомнить о заветах отца — но в том же 1611 г. он велел отстроить в Киото знаменитый Хокодзи, храм, возведенный Хидэёси для гигантской статуи Будды и разрушенный в числе прочего землетрясением 1596 г. Для обязательного освящения он заказал отлить большой колокол и пригласил Иэясу на церемонию торжественного открытия; но в надписи на колоколе, кокка анко (мир и спокойствие в стране), в качестве обыкновенных существительных были использованы оба иероглифа, составляющих имя Иэясу. Дерзость или недопонимание с одной стороны, реальное раздражение или притворная ярость с другой — вот и завязка драмы.