Или звон веселящей казны.
Но а мне только выговор странный,
И не надо другого чего.
Разговор твой слегка иностранный,
И задок: э-ге-ге, и-го-го.
Ну а мне только выговор странный,
И не надо другого чего.
Разговор твой слегка иностранный,
И задок: э-ге-ге, и-го-го.
Выселки
Он еврей, ты армян,
я, брат, полукровка, —
все одно, коль каждый пьян
и танцует ловко.
Руки тянутся к вину,
губы к поцелуям —
дай, товарищ, обниму,
а потом станцуем.
Хоть семь сорок, хоть гопак,
иль давай лезгинку,
или польский краковяк,
подтянув ширинку.
Наливай стакан по край,
выпьем разом, друже.
Мишка, русскую сыграй,
чтоб взяла за душу!
Хоть еврей, а хоть армян,
или полукровка,
Гольдберг или Саакян, —
всем грозит винтовка.
Здесь на выселках, в глуши,
будь хоть ассириец,
всех вконец заели вши,
клоп грызет, паршивец.
Наливай стакан по край,
выпьем разом, друже.
Мишка, русскую сыграй,
чтоб взяла за душу.
Ты еврей, он армян,
я, брат, полукровка, —
все одно, коль каждый пьян
и танцует ловко.
Голубая звезда
Тири-тири-да, тири-тири-да,
Тири-тири-ду, тири-тири-ду.
А я улетаю навсегда,
На свою удачу или на беду.
Тили-тили-да, тили-тили-да,
Тили-тили-ду, тили-тили-ду.
Светит голубая мне звезда.
Я к тебе, звезда моя, иду.
Тара-тара-та, тара-тара-та,
Тара-тара-ту, тара-тара-ту.
Меня доконала суета,
Крылья отгрызает на лету.
Пара-пара-ба, пара-пара-ба,
Пара-пара-бу, пара-пара-бу.
Или вот сейчас же, или никогда,
Я найду, найду свою судьбу.
Тири-тири-да, тири-тири-да,
Тири-тири-ду, тири-тири-ду.
Дири-дири-да, дири-дири-да,
Дири-дири-ду, дири-дири-ду.
Тири-тири-да, тири-тири-да,
Тири-тири-ду, тири-тири-ду.
Дири-дири-да, дири-дири-да,
Дири-дири-ду, дири-дири-ду.
Голубым подуло ветром
Голубым подуло ветром,
Стаи туч как не бывало,
Лишь одна ещё устало
Кулаком грозит нам медным.
Солнце будто-бы с похмелья
Вдруг явилося опухшим,
Еле вырвалось из кельи,
Чтобы всем дышалось лучше.
Снова красное в зените —
Водке выпала опала.
Из кармана тити-мити
Улетят куда попало.
Из кармана тити-мити
Улетят куда попало.
Улыбнулась мне девчонка.
Наплевать, что я женатый.
Вот тебе моя ручонка,
Вот тебе мой рот щербатый.
Голубым подуло ветром,
Просвистело сквозняками,
Прозвенело медяками
И зиме конец на этом.
И зиме конец на этом.
И зиме конец на этом.
Двуединство
Мороз и солнце — день чудесный!
Не буду лгать, украдена строка.
А написал ее поэт один известный,
что был убит рукою дурака.
Мороз и солнце — чудо сочетанья,
как двуединство сердца и ума,
как двух врагов нежданное братанье,
как я и ты, как скипетр и сума.
Мороз и солнце. Вышел я на волю
и воздух пью, как сладкое вино,
и пьян и радостен с такого алкоголя.
Не всем его испробовать дано.
А это жаль, мы все бы были чище:
и взором ясные, и светлые душой,
не гнули б спин на жизненном ветрище.
Мороз и солнце — это хорошо!
Долги наши
Пора, пора сбираться нам в дорогу,
пора, пора оплачивать долги,
коль с нами жизнь не строит недотрогу,
и ко всему чуть свихнуты мозги.
Коль брали в долг, и время рассчитаться,
не будем корчить нищего лица:
есть кое-что, с чем можно и расстаться,
на посошок испробовав винца.
Нога — в сапог, рука — в рукав шинели,
на лоб надвинув черный козырек
пойдем под песню бешеной шрапнели
встречать последний, проклятый денек.
Рот перекошен в крике озверелом,
глаза красны от бешеной тоски, —
и вот убит один промежду делом,
зажав руками бледные виски.
Еще один с долгами рассчитался:
за хлеб, за воду, даже за любовь.
И вот второй, и третий распластался,
пролив на землю трепетную кровь
Пора, пора сбираться нам в дорогу,
пора, пора оплачивать долги, —
коль с нами жизнь не строит недотрогу,
и ко всему чуть свихнуты мозги.
Дурашка