Став истинными обработчиками «златого камня», Христиан Розенкрейц и его товарищи получают памятку с двумя изречениями: «Искусство — служанка природы» и «Природа — дочь времени». В духе этих девизов они должны будут работать исходя из своего духопознания. Переживания шести дней можно подытожить, характеризовав этими строками. Природа открывает свои тайны тому, кто в состоянии с помощью собственного искусства продолжить ее творчество. Но подобное продолжение не удастся тому, кто сначала не прислушался к ее воле и не включил ее в свое искусство, кто не познал, что ее откровения осуществляются благодаря тому, что свои бесконечные возможности развития она порождает из лона времени в виде конечных форм.
Отношения, устанавливающиеся на седьмой день между Христианом Розенкрейцем и королем, символизируют отношение, в котором отныне состоит духоиспытатель к своим преобразованным познавательным способностям. Показывается, что он сам как «отец» порождает их. Его обращение с «первым привратником» также обнаруживает его связь с одной из частей его собственного “Я”, а именно с той, которая перед тем, как произошло преобразование его познавательных сил, в качестве «астролога» отыскивала законы, определяющие человеческую жизнь; однако ей было не по силам искушение, через которое проходит духоиспытатель, когда оказывается в том же положении, что и Христиан Розенкрейц, в начале пятого дня представший перед Венерой. Тот, кто подпадает этому искушению, не находит доступа в духовный мир. Он знает достаточно много, чтобы не отдалиться от него совсем, но войти не может. Он должен охранять вход, пока не придет кто-то другой, кто подпадет тому же искушению. Христиан Розенкрейц поначалу думает, что и он подпал тому же искушению и поэтому осужден в свою очередь взять на себя обязанности стража. Но на этот раз страж — часть его собственного “Я”; благодаря тому, что он взирает на эту часть посредством преображенного “Я”, он оказывается в состоянии ее преодолеть. Он сам становится стражем своей собственной душевной жизни; но обязанность быть стражем не мешает ему устанавливать свободные отношения с духовным миром.
Благодаря пережитому в течение семи дней, Христиан Розенкрейц становится духовным исследователем, которому позволено действовать в мире теми силами, что возникли в его душе в результате этих переживаний. Совершаемое им и его товарищами во внешней жизни, будет вытекать из того же духа, из которого вытекает работа самой природы. Своей работой они будут вносить в человеческую жизнь гармонию, ставшую отображением гармонии действующей в природе, и она преодолеет противостоящую ей дисгармонию. Присутствие подобных людей в социальном устройстве должно стать постоянно действующим побуждением к оздоровлению жизни. Тем, кто спрашивает: «Каковы наилучшие законы для совместной жизни людей на Земле?» — Валентин Андреэ указывает на Христиана Розенкрейца и его товарищей. Ответ Андреэ гласит: «Не размышления о том, как должно происходить то или иное, могут наладить совместную жизнь, но высказывания людей, стремящихся жить в духе, который хочет высказать себя посредством бытия».
В пяти пунктах собрано то, чем руководствуются души, которые хотели бы действовать в человеческой жизни в духе Христиана Розенкрейца. Им должен быть чужд образ мыслей, вытекающий из иного духа, нежели тот, что открывает себя в творениях природы, и они должны предпринимать труды человеческие лишь как продолжатели трудов природы. Они не труд свой должны ставить на службу человеческим влечениям, но сами эти влечения превращать в посредников творений духа. Они должны с любовью служить людям, чтобы в отношении человека к человеку обнаруживалось действие духа. Ничто из того, что мир преподносит им в качестве ценностей, не должно отвлекать их от стремления к тем ценностям, которые во всякой человеческой работе определяет дух. Они не должны наподобие псевдоалхимиков подпадать заблуждению и путать духовное с физическим. Эти последние полагают, что физические средства для увеличения продолжительности жизни и тому подобное — высшее благо, и забывают о том, что физическое имеет ценность лишь до тех пор, пока оно посредством своего бытия является правомерным откровением лежащего в его основе духа.
В конце своего описания «Химической Свадьбы» Андреэ показывает, как Христиан Розенкрейц «возвращается домой». Во всех своих внешних проявлениях в мире он остается таким же, каким был до испытанных им переживаний. Его новое жизненное положение отличается от старого лишь одним: он несет отныне в себе своего «высшего человека» — правителя своего сознания, и что бы он ни совершил, с этого времени будет тем, что желал бы совершить через него этот его «высший человек». Переход от последнего переживания седьмого дня к обретению себя вновь в привычном окружении уже не описывается. «Здесь не хватает примерно двух листков in quarto». Можно себе представить, что нашлись люди, которым было особенно любопытно, что же такое содержали эти утерянные страницы. Ну что ж, это как раз тот опыт, который может быть приобретен только тем, кто благодаря своему собственному индивидуальному переживанию знаком с процессом пресуществления души. Такой человек знает, что все, ведущее к этому переживанию, имеет общечеловеческое значение, и сообщается точно так же, как сообщается пережитое во время какого-нибудь путешествия. Но восприятие содержания этих переживаний обычными людьми, напротив, является чем-то совершенно личным, у каждого человека иным, и никем не может быть понято в том же смысле, какой вкладывает в их описание сам переживший. То, что Валентин Андреэ опустил изображение этого перехода в старую привычную жизнь, можно расценить как лишнее свидетельство в пользу того, что в «Химической Свадьбе» выказывается поистине знаток всех тех предметов, которые в ней должны быть изложены.
Предшествующее изложение является попыткой характеризовать то, что выражает «Химическая Свадьба», если рассматривать ее содержание с точки зрения, занимаемой автором этого изложения. Надо было обосновать суждение, согласно которому сочинение, опубликованное Андреэ, должно задавать направление, какого следует придерживаться тому, кто желает узнать об истинном характере высшего способа познания. В наших рассуждениях мы хотели бы также подчеркнуть тот факт, что в «Химической Свадьбе» изображен особый способ духопознания, практикуемый с XV века. Кто толкует содержание сочинения Андреэ так же, как это делает автор настоящего изложения, тот понимает его как историческое сообщение об уходящем корнями в XV век духовном течении в Европе, которое направлено на познание глубинной связи вещей, лежащей за внешними явлениями мира.