— Ни капельки, — храбро ответила я, стуча зубами.
— Это тебе не лабы писать, — ехидно ответил он, выпуская струйку дыма. — И не шастать с такими же зелеными студентами по теплым коридорам больницы.
— Ладно, чего ты к ней прикопался? — неожиданно заступившийся за меня Пяточек сел на водительское кресло. — Поехали.
Напарник моего препода уселся рядом с кушеткой, прямо напротив меня, и лукаво мне подмигнул.
— Сергей, — он протянул мне раскрытую ладонь.
— Димон, — я широко улыбнулась и пожала его ледяную руку. Сергей усмехнулся и с блаженной улыбкой стал перебирать бумаги в папке.
Ехали мы недолго. Но вопреки моим ожиданиям увидеть здесь некое подобие настоящего полевого госпиталя, я с омерзением обнаружила лежащего без сознания пьяного бомжа.
— О, подарочек! — казалось, Серегу это никак не смутило. Да и Дмитрий Николаевич выглядел вполне спокойно, хотя на его лице такого восторга, как у напарника, не наблюдалось. Он взял оранжевый чемодан с медикаментами и вышел из машины. В мою сторону даже не посмотрел. Мне выходить-то можно?
— Давай нашатырь, — Сергей присел рядом с «пациентом», от которого смердело так, что казалось, меня вот-вот стошнит. — А вот и будильник! Просыпаемся! Просыпаемся!
Вот уж, реанимировал, ничего не скажешь. Первый вызов — разочарование. Пьяница клялся всеми своими близкими родственниками, что не употреблял ни капли алкоголя уже очень давно и ото всех манипуляций врачей отказывался. Максимум, что удалось провести бригаде — стандартный опрос.
Когда нужные бумаги были подписаны этим пьяным чудиком, все молча разошлись по своим местам, и реанимобиль отправился на станцию.
В этот раз мне разрешили войти в новое здание вместе со всеми, чтобы не мерзнуть, и я, обрадовавшись, юркнула в комнату отдыха вместе со своей компанией. Только Дмитрий Николаевич сел на стул и открыл рот, чтобы сказать мне явно что-то очень язвительное, как в динамиках на стене раздалось:
— Реаниматологи на выезд.
Еще два вызова к таким же «подарочкам». Даже настроение Сергея, который первые два часа просто сиял несмотря ни на что, похоже, начало портиться.
— Да, не давление мерить, — не удержалась я, стоя рядом с курящим химиком. — По мне — так хуже некуда.
— Это разогрев, — спокойно ответил химик, в очередной раз затянувшись.
И он был чертовски прав. По пути на станцию нас перехватила диспетчерская. Реанимобиль развернулся и, судя по ощущениям, Пятачок вдавил педаль газа в пол.
— Люстру давай, — послышался голос Дмитрия Николаевича с переднего сиденья. Вскоре были включены и проблесковый маячок на крыше, и сирена…
Когда по прибытию дверь машины снова отъехала в сторону, мне пришлось вжаться в кресло. Химик торопливо натягивал перчатки, а его напарник, что-то выкрикивая, уже торопился к месту автокатастрофы, на которую нас вызвали.
— Идем, — бросил Дмитрий Николаевич, и я поспешила следом за ним.
То, что я увидела, наверное, запомнится мне на всю жизнь. Страшная авария, в которой столкнулись сразу пять автомобилей, чуть было не унесла с собой почти десяток жизней. Другие бригады оказывали на месте первую помощь, сотрудники МЧС вытаскивали застрявших людей из искореженных автомобилей, откуда-то доносился крик…
Мне казалось, я не дышала. Словно оглушенная, на ватных ногах, я направилась туда, где для измазанной в крови пострадавшей женщины Пятачок и химик разворачивали носилки.
— С дороги, — врач другой бригады больно толкнул меня в плечо и размашистым шагом направился туда, откуда доносились жуткие ругательства. Я подошла чуть ближе. Похоже, это и есть виновник аварии. Явно неадекватный мужчина, лет двадцати пяти, выкрикивал оскорбления в адрес сотрудников ДПС и психиатрической бригады, врач которой меня только что толкнул.
— Давай, Димон!
Я обернулась. Звали, скорее всего, не меня, но голос заставил меня хоть немного прийти в себя. Торопливыми шагами направляясь к машине, я увидела, как в нее уже погружают пострадавшую. Явно в тяжелом состоянии, она лежала окровавленная и на первый взгляд даже не подавала признаков жизни…
Молча, изредка обмениваясь какими-то фразами, прямо по пути в больницу, Дмитрий Николаевич с Сергеем откачивали больную, в буквальном смысле, борясь за ее жизнь. И когда машина, наконец, остановилась, женщину вывезли, велев мне ждать внутри.
Время тянулось невероятно медленно. Тишина, периодически нарушаемая либо стуком моего сердца, либо очередной подъезжающей машиной, заполняла собой каждую бесконечную секунду, пока из приемного покоя не вышел Дмитрий Николаевич.
Смена закончилась в шесть утра. Ровно через двадцать минут после того, как химик закурил на пороге приемки. Я и не заметила, как прошло столько времени, но, признаюсь, была невероятно рада. А еще я чертовски устала. Не представляю, как химик-то на ногах держится!
Дмитрий Николаевич был, мягко говоря, не разговорчив. Впрочем, и не удивительно, после такой-то ночки. На его предложение немного поспать в старом здании станции я с удовольствием согласилась. А еще больше я обрадовалась, когда поняла, что в мое личное пользование переходит целый диван из-за отсутствия Сергея. Он, по словам химика, отправился домой, к супруге. Так что сон заботливо укутал меня, как только моя голова коснулась подушки. Я только успела подумать, что на одном диване с Дмитрием Николаевичем было гораздо теплее…
Яркие лучи зимнего солнца заполнили собой старую ординаторскую. Нос уловил приятный аромат кофе и, чувствуя себя героиней какой-нибудь избитой рекламы заезженного «Нескафе», я сладко потянулась, лежа на диване, предвкушая «чашечку ароматного, свежемолотого…»
— Е-мое-е-е!
Тело отозвалось жуткой болью в ответ на мои «утренние потягушечки», словно меня вчера пережевали и бесцеремонно выплюнули. Уставшая голова гудела, как трансформаторная будка, а в глаза будто песок насыпали.
— Доброе утро, Димон! — бодрый голос химика говорил только о том, что он, похоже, невероятно рад моему чудесному пробуждению и что он не поскупится на лошадиную долю злорадства в мой адрес. — Кофе?
Я встала и, растирая на ходу поясницу, как заправская старуха-сколиозница, направилась к столу.
— Да, пожалуйста.
— Вот чашка, вот кофе, вот чайник, — снова эта отвратительная усмешка. — У нас здесь самообслуживание. Печеньем и сухариками, так и быть, поделюсь.
Угрюмо взглянув на наглую физиономию своего преподавателя, я отметила про себя, что он на удивление хорошо выглядит после такой тяжелой ночной смены. Видимо, привык уже.
— На самом деле, я рад, что ты съездила с нами. Посмотрела на все, так скажем, с другой стороны, — он взял со стола сухарик и обмакнул его в кофе. Бу-э… Мерзость. — Знаешь, я даже пойму, если ты передумала с выбором профессии. Так что не думаю, что ты будешь нуждаться в моих услугах репетиторства. Поэтому тебе стоит поговорить с Лидией Владимировной о прекращении…
— Вы шутите? — искренне улыбнувшись, я перебила его. После того, как я все это увидела собственными глазами, ходить по больнице и рассматривать чужие покусанные конечности было желания мало. А вот снова поехать на вызов…
— Вообще-то, не шучу, — на мгновение химик даже растерялся.
— Дмитрий Николаевич, — я чуть подалась вперед, слегка понизив голос, и заглянула ему в глаза. — Предлагаю вам сделку: моя мама не слезет ни с меня, ни с вас по поводу дополнительных. Я заканчиваю школу с медалью, езжу от вас на все олимпиады и марафоны по химии. Мама довольна, вам — премия, я ведь не ошибаюсь? — я предлагала условия наугад, лишь предполагая, чем можно его заинтересовать. И, похоже, я не промахнулась. Деньги. Вот, что его действительно интересует. Ну и… — Лидию Владимировну я беру на себя. А вы — берете меня с собой на дежурства. Идет?
Химик откинулся на спинку стула и устало усмехнулся. Да, похоже, он хотел от меня избавиться, считая, что такая ночка меня испугает. Но все это возымело обратный эффект. Несколько секунд он сверлил меня лукавым взглядом голубых глаз, а затем, немного улыбнувшись, проговорил: