— А Дмитрий Николаевич-то в курсе ваших замыслов?
— Марина, наши, как ты выражаешься, «замыслы», только для того, чтобы сделать из тебя человека! — мама обхватила рукой стакан, но даже не подняла его со стола. — Его пришлось уговаривать, но в итоге он согласился.
Кто бы сомневался. Еще и отказывался сначала. А потом согласился. Ну, подумать только! Какое одолжение!
— Я сыта по горло, мамочка, можно мне в свою комнату? — глаз я не подняла, а просто пялилась в свою тарелку. По-моему, для одного дня и так достаточно «пинков под зад». Не хватало еще увидеть победоносный блеск в глазах мамы.
Когда я оказалась в своей «крепости», я подошла к окошку и, уткнувшись в него лбом, сжала подоконник двумя руками. После всей этой нервотрепки хотелось послать всю свою «династию потомственных врачей» и пойти по стопам брата. Но, ослабив хватку на подоконнике, я подумала, что никогда не пойду против воли родителей. Уж с этим они постарались в моем воспитании на славу. Другие сказали бы, что у меня кишка тонка, но, признаться, я действительно не понимала, почему так просто сдаюсь.
Зато я четко понимала, что уроков с химиком-садистом и по уши в него влюбленной биологичкой мне не избежать.
========== Глава 6. О прекрасных каравеллах и реанимированных мечтах. ==========
Я завороженно смотрела, как тлеет сигарета в руке брата. Столбик пепла стал уже таким большим, что когда он поднес руку к губам, весь этот пепел отвалился и ровненько упал на асфальт.
— Тебе не обязательно стоять здесь со мной, — братишка выпустил облако сизого дыма в небо. — Мать в окошко увидит, будет нам с тобой мозги полоскать, типа травлю тебя и тому подобное…
— Может, меня успокаивает пассивное курение? — я непроизвольно шмыгнула носом. Похоже, простыла. Или это уже нервное.
— Может, тебе проще самой закурить? — Леша лукаво усмехнулся и протянул мне из кармана пачку «Ротманса».
Я только улыбнулась и тяжело вздохнула в ответ. Нет уж, спасибо, травить себя этой дрянью из-за чокнутой мамаши и предстоящих трех часов самых изощренных пыток я не собиралась. Как там говорилось? Побеждена, но не сломлена? Я снова шмыгнула носом.
— От носа-то есть что? — братишка последний раз затянулся и, потушив окурок об урну, выкинул его.
— Нет, — чувствуя свою нарастающую нервозность, я закусила губу и сунула руки в карманы пальто, сильно ссутулившись. — Нормально все.
— Не вешай нос, сестрица, — Леха размашистым движением растрепал мой аккуратный хвост на голове, превратив его в абсолютнейший хаос и, обхватив рукой, крепко прижал к себе. — Если твои преподы будут тебя сильно доставать — просто скажи мне и все.
— И что ты сделаешь? Кастрация? Прививка от бешенства? — я злобно усмехнулась.
— Пожму им руку в благодарность, кто-то же должен портить тебе жизнь, когда брата рядом нет… А то ты совсем расслабишься!
— Дебил, — буркнула я, отпихнув его от себя.
— Да ладно, макак, — снова прикосновение пятерни к моей «гриве» и привычное прозвище. — Садись в машину.
Подъехав к лицею, я заставила себя поверить в то, что смогу пережить этот день, и, умело нацепив маску полного безразличия, я попрощалась с братом и вышла из машины. Прежде чем зайти в это чистилище, я на мгновение остановилась, оглядев белое здание с зелеными наличниками. Странно это все. Вроде ничего страшного нет: ну, подумаешь, немного повздорила с химиком, подумаешь, дополнительные занятия с ним же и с нашей классной… Но почему тогда на душе такое гадкое тревожное чувство? Может, позвонить Лехе и попросить забрать к себе на работу, пока не поздно? Черт, тогда мама будет рвать и метать.
— Димон, чего стоишь? — подошедший ко мне Наумов вырвал меня из размышлений и, схватив за локоть, потащил ко входу. — Слушай, дашь историю списать? Я что-то не въехал, что там надо было сделать.
— Конечно, не вопрос, — вяло ответила я.
— Спасибо, Димон! Буду должен! — Наумов развернулся ко мне лицом и, указав на меня пальцем, добавил: — Услуга за услугу. Давай на русском спишу, ладно?
— Ладно, — так же безжизненно ответила я и принялась разматывать шарф, одновременно расстегивая пуховик.
Вручив тетрадку по истории своему однокласснику, я уселась за свое привычное место на первой парте и, в пол-уха слушая разговор Ани и Фани, задумчиво уставилась в окно.
Марина Викторовна, с которой у нас стояло сразу несколько уроков: два часа русского и два — литературы, присев за свой стол, выждала минутку, а затем, перегнувшись через него, тихо спросила:
— Дмитриева, на тебе лица нет, может, «по валерьяночке»?
Я, грустно посмотрев на улыбчивую темноволосую преподавательницу, тяжело вздохнула и так же тихо, как она, ответила:
— Лучше сразу водочки…
— Ну, ты скажешь тоже! Давай, мы бодры! Веселы, ну? Знаешь, какая сегодня веселая Лидия Владимировна? Как будто она перешла на препараты посерьезней своих успокоительных!
— Марина Викторовна! — я прыснула от смеха, хоть и прекрасно понимала, почему Лидуся сегодня в ударе.
— А? Что? — чуть громче ответила руссичка. — Я что-то такое сказала?
— Ничего лишнего, все по делу, — улыбнувшись, отчеканила я любимую фразу Марины Викторовны. И она, увидев, что мое настроение немного улучшилось, с чувством выполненного долга отвернулась и гаркнула на весь класс: — Королёва, здесь тебе не публичный дом, а храм науки! Убрала свои шпалы из прохода и застегнула верхние пуговицы блузки, а то на следующий урок принесу тебе холщовый мешок!
***
Пятница — самый ненапряжный день по расписанию. Был. Раньше. Четыре урока с руссичкой, потом два урока истории и еще два — информатики. День, когда наш измученный мозг может отдохнуть от профильных предметов. Но только не я и не сейчас. А ведь в другой ситуации я бы радовалась, словно ребенок, попавший на шоколадную фабрику.
Все дело в том, что я не то, что бы любила учиться… Нет, не совсем так. Я привыкла учиться. Я привыкла так жить. Вставать по будильнику, затем выполнять нехитрый алгоритм действий: собираться, завтракать и отправляться в лицей, где я ежедневно вгрызалась в гранит науки, как оголодавший хомяк, а затем, отучившись, спешила либо к репетиторам, либо на факультативы, либо в больницу на практику, правда конкретно это счастье было недолгим. Все это время на следующих занятиях так же упорно и добросовестно занималась, изредка отвлекаясь на сообщения подруг в соц. сетях, и то, к телефону я прикасалась только в перерывах. А вечером, поужинав в компании одной мамы, изредка обоих родителей, еще реже, всей семьи, я отправлялась к себе в комнату. И там, расслабившись, я начинала… Делать домашнее задание.
Свободного времени — ноль. Хобби, увлечений — ноль. Если не считать чтение научной медицинской литературы. Единственное, что я себе позволяла — немного послушать музыку перед сном. Но только в наушниках. Чтобы не привлекать внимания к своей персоне.
И, если честно, меня вполне устраивает такое существование. Если бы не одно «но», которое ударило мне в голову именно сегодня, когда я плелась к кабинету химии на дополнительные. Сейчас, обхватив ручку кабинета холодной ладонью, я мысленно назвала свою жизнь самым правильно подобранным для этого словом.
Существование.
В который раз шмыгнув носом, я глубоко вздохнула и медленно выдохнула через рот, а затем, опустив ручку до упора, приоткрыла дверь.
— Дмитрий Николаевич? Это Дмитриева, — чуть не бросила привычное «Димон». — Можно войти?
— Да, — грубый голос химика донесся из лаборантской. Затем — звук закрывающегося окна и едва уловимый, но такой едкий запах табачного дыма. Я теперь точно стану пассивным курильщиком.
Войдя в класс, я огляделась. К моему удивлению, биологички в кабинете не было. Я внезапно поймала себя на мысли, что это просто подарок судьбы — не встретить ее за день ни разу. А то если ее личико действительно сияет, словно начищенный пятак, как говорили остальные, мое настроение затерялось бы где-то в районе плинтуса.