Школьники слушали Хирохито с интересом, несмотря на его выпады в их сторону.
Рассказ Хирохито был интересным. Ссацу думала о том, что так и надо Хирохито, что Сатори правильно поступила. Ссацу почувствовала что-то общее с Сатори, она посмотрела на своего друга Ногуру. В ее взгляде появилось что-то новое. Впервые она подумала о Ногуру не как о друге. Он напоминал ей молодого бойца Тото, которого полюбила Сатори не за что-то, а просто так. Может быть, ее сердце почувствовало чистое и светлое сердце Тото, в котором горела любовь к Сатори, в которой в эти ужасные годы войны так мало осталось от женщины. Ногуру почувствовал пристальный взгляд Ссацу, он повернул голову, и словно поток свежего воздуха дунул ему в лицо. Ногуру заметил перемену в Ссацу. Его это и пугало, и волновало, как все новое и непривычное. Ногуру ранее не знал подобных ощущений, и был еще не готов к ним, но его сердце уже билось чаще. Японцам иногда так трудно показать свои чувства человеку, которого любишь.
– Да, без сомнения у женщин отсутствует всякая логика, – продолжил Хирохито после недолгого пребывания в задумчивости. Итак, стучали колеса, дверь товарного вагона была открыта, и мимо нас проплывали поля и деревни. Так мы и ехали, пока не достигли маленькой станции на побережье. Тогда мы выгрузили из вагона наше снаряжение и погрузили его в кузов грузовика. Снаряжения было много, и оно прилично весило. Мы везли с собой миномет, два ящика мин и ящик со взрывчаткой, не считая патронов и стрелкового оружия. Каждому досталась часть груза. Так, Сатори несла сумку с гранатами и сумку с медикаментами. Муро – миномет, а Нагава и Хоку – ящик с минами. Сико, кроме радиостанции, несла ящик со взрывчаткой. Я и Тито несли второй ящик с минами. С грузовика все это мы перегрузили в лодку в маленькой бухте, где нас ожидал матрос. Он должен был доставить нас незамеченными на остров Хоккайдо. Когда мы погрузили снаряжение в лодку, было утро, и нам предстояло провести весь день в ожидании, пока не начнет вечереть. На берегу, на песке находилось несколько лодок, в которых мы расположились, чтобы отдохнуть перед ночным путешествием. Из-за облаков то и дело выглядывало солнце, был слышен тихий шум прибоя. Сико в установленное время вышла на связь с командованием, но новых приказов не было. Поэтому Сико сложила раскладную антенну в сумку с радиостанцией. Она все время молчала, поэтому никто из нас ничего не знал о ней, кроме, разве что того, что она хороший солдат, а это и так было сразу понятно. Иногда она доставала из сумки, где хранилась радиостанция, фотографию, и сидя в стороне, долго смотрела на нее, потом прятала обратно. Мы не знали, что на той фотографии, хотя нас разъедало любопытство. Но Сико никогда не оставляла сумку и носила ее все время с собой. Нагава иногда смотрел на Сико, как она разглядывает фотографию, и ревновал. Он всем рассказывал, что Сико его девушка. Хотя она смотрела на Нагаву, словно через стекло, не замечая его. Как-то Нагава подкрался и увидел через плечо Сико эту фотографию. На фотографии оказалась семья Сико, ее мама, отец и двое сестер. После этого Нагава перестал ревновать Сико, продолжая всем говорить, что Сико его девушка. Как-то Муро спросил у Сико, как она относится к Нагаве, она спросила: «А кто это?» Как оказалось в последствии, Сико была родом с Хоккайдо, что могло помешать выполнению нашего задания.
Солнце уже садилось, окрашивая волны в розовые цвета. Мы вышли на лодке в направлении острова Хоккайдо и рассчитывали через несколько часов достичь побережья в безопасном месте. Быстро стемнело. Матрос уверено шел по курсу. Море было спокойным. Как и ожидалось, мы скоро увидели вдалеке огни. Матрос сообщил, что дальше пойдем на веслах. За одно весло сел матрос, а за второе Тото. Было видно, как он смотрит на черный профиль Сатори и улыбается. Даже в такие ответственные моменты он не мог вести себя профессионально, он был еще не готов к таким заданиям. Для этого необходима дисциплина и еще раз дисциплина.
Последнюю фразу старик произнес как-то неестественно нервно. Словно, спустя годы, он все еще не мог простить Тото и Сатори их чувств. Господин Хон тоже с интересом слушал рассказ Хирохито. Он вспоминал свою молодость и свою первую любовь, то, как он воровал сладости в лавке своего отца, чтобы отнести их девушке, имени которой он уже не помнил, а может и не знал. Она была старше Хона, и каждый раз за сладости целовала его долгим поцелуем, а потом смотрела на глупенького Хона, и улыбаясь, их ела. А Хон давился слюной, глядя на нее. Она чувствовала это, и это доставляло ей еще большее удовольствие, чем сами сладости. Иногда она жалела Хона и целовала его снова, засовывая свой юркий язычок ему в рот. И тогда Хон чувствовал на ее язычке и губах вкус мяты и карамели. Это были самые сладкие поцелуи в его жизни. Но лавка его отца разорилась, и поцелуи прекратились. Воспоминания господина Хона прервали новые подробности рассказа Хирохито.
– Мы высадились на берег в свете звезд и бесшумно понесли наш смертельный груз в сторону города. Нам предстояло самое трудное – это незамеченными найти на окраине города дом нашего связного, где мы должны были затаиться. Когда мы увидели первые строения, я приказал Муро пойти на разведку. Прошел час, пока Муро вернулся вместе со связным. Связной сказал нам, что сейчас опасно и нужно подождать. Перед самым рассветом мы вошли в спящий город. Перемещаясь парами по темным улицам, мы добрались до дома связного. Дом находился на окраине среди одноэтажных построек бедняков, которые после дневной работы крепко спали. Мы сразу расположились на полу и быстро уснули. Так мы отдыхали весь день. Никто не задавал вопросы, все ждали моих приказов. Следующей ночью я и Муро заминировали подстанцию, питающую город электричеством, и взорвали ее. В это же время Нагава и Тото взорвали водонапорную башню. Два мощных взрыва разбудили город, который остался без света и воды. Люди были в панике. Они были готовы к тому, чтобы защищать свой город, но не были готовы к диверсиям. Для моих ребят такая работа – обычное дело, но что от них ожидать при выполнении следующего задания, я не знал.