***
– Не хватает только трубки в зубах и попугая на плече.
Я вздрагиваю, оборачиваясь. Меня нагнала Женя Антонова.
– Ты о чем?
– Ласточка, ты хромаешь, в курсе?
– В курсе.
– Не зима вроде, чтобы на гололеде упасть и ногу подвернуть.
– А я и не подворачивала.
– А чего хромаешь?
– Палец. Болит.
Женька внимательно изучает мои кроссовки.
– А ну пошли в кабинет!
***
– Инка, ты как ребенок!
– Ай! Не трогай, там больно!
– Я уже поняла, что больно. Инчик, ты как будто не в больнице работаешь. И давно ты с таким пальцем ходишь?
– Не знаю. Дня три… четыре. Ну, может неделю.
Антонова демонстративно закатывает глаза.
– Неде-е-е-елю? То есть, ты уже неделю каждый день приезжаешь на работу в крутой медицинский центр с распухшим пальцем. Но мысли поднять трубку и позвонить хирургам тебе в голову не пришло?
Я молчу. Женька права. Но прямо совсем больно, до хромоты стало только сегодня. А до этого я думала, что само пройдет.
– Так, все, я звоню в хирургию.
– Коновалову?!
Женька косится на меня с удивлением. Я понятия не имею, откуда во мне это нежелание больше встречаться с Коноваловым, и, соответственно, панические нотки в голосе.
Женя переводит взгляд на мою ногу.
– Сомневаюсь, что ради твоего вросшего ногтя Вадим Эдуардович соизволит расчехлить свои бриллиантовые ручки. Но мы тут ординаторов ему оформляли… Слушай, там есть такой потрясающий парень, Ник! Все, я ему сейчас позвоню, он тебе все сделает в лучшем виде, – Антонова достает телефон, а мои вялые попытки возразить пресекает авторитетным: – Ординаторам надо на ком-то тренироваться!
Охренеть аргументация. Но лучше уж ординатор, чем Коновалов. Интересно, Ник – это Николай или Никита?
***
Ник оказывается не Никита и не Николай. А Николя. Потому что он негр. В нормальном смысле этого слова. Чернокожий ординатор, у которого родители откуда-то из самой настоящей Африки. И сам он такой типичный. Ну, ладно, не негр. Африканец. Черный-пречерный, с короткими кудрявыми волосами, с крупным ртом и ослепительно-снежными белками глаз. Не то, чтобы я вижу чернокожего человека в первый раз в жизни. Но когда этот человек перед тобой в белом медицинском костюме, задумчиво смотрит на твой палец на ноге и в перспективе будет что-то с ним делать – в привычные вещи моего мира это вписывается с трудом. Я беспомощно оглядываюсь на Женьку, но она лишь салютует мне сжатым кулаком и уходит.
Аве, Цезарь, мать его.
– Аллергия на новокаин есть? – Николя говорит по-русски чисто, почти без акцента.
Я мотаю головой. Меня не оставляет предчувствие чего-то. Непонятно чего. Но тревожное чувство. Ну ладно, успокаиваю я себя. Это всего лишь палец на ноге. Всего лишь врос ноготь. Я отворачиваюсь к окну процедурного кабинета, чтобы не видеть блеск стальных инструментов. «Это не страшно», – убеждаю я себя. В конце концов, это же просто ноготь. Самой надо было просто там аккуратно поддеть и…
– Ай… – ору я от боли, дергая ногой.
Николя роняет инструмент и тоже орет. Мы так и орем оба. Скальпель на полу, из большого пальца на ноге хлещет кровь. Я смотрю на врача. Оп. Теперь я знаю, как бледнеют чернокожие люди. Они становятся чуть менее черными, вот. Ник, перестав орать, бросается к двери и уже в коридоре вопит, практически воет: «Вадим Эдуа-а-а-а-рдович!!!». А я зачем-то – потом так и не могла объяснить никому, включая себя, зачем – пытаюсь встать. И тут же начинаю падать. Вот так вот, в свободном падении, меня и ловит Коновалов.
Он несет меня куда-то на руках по коридору. Рядом подвывает Николя. А Коновалов что-то рычит про анализы, про глюкозу, про посев, а еще «Какого хрена в процедурной?!». Остальное – виртуозным матом.
Меня кладут на что-то, наверху ослепительные люстры.
– Люся, ширму поставь. Девочка нервная.
Девочка не нервная. Девочка в шоке.
***
Он не Николя. Он Колян, мать его. Колян что-то бубнит на ухо, пока я стаскиваю перчатки. В его словах мелькает: «Я так больше не буду». Детский сад… И пороть уже поздно.
Ситуация пустяковая, но я почему-то словил легкий стресс. Наверное, из-за Ласточки. Вот вообще не ожидал ее увидеть. Пока Колян что-то мне выл про девушку и ноготь, я думал, что это он какую-то свою знакомую решил облагодетельствовать собственноручно. А знакомой оказалась Ласточкина.