– Полагаю, данной процедуры не избежать, – ответил Ухтомцев, возобновляя движение.
К комнате для медсестр они подошли одновременно, но в приоткрытый дверной проем Крячко все же успел заглянуть первым, и одного взгляда оказалось достаточно. Ухтомцев уже собирался взяться за ручку двери, но Станислав резким движением остановил его:
– Не советую что-либо здесь трогать. Следственной бригаде это выполнение задачи не облегчит.
– Не понимаю, о чем ты? – Брови профессора поползли вверх.
– Боюсь, здесь произошло убийство, – спокойно ответил Крячко. – И в интересах следствия я попрошу тебя не входить в комнату и даже дверную ручку не трогать. Хоть сомневаюсь, что криминалисты смогут снять с нее качественные отпечатки пальцев убийцы.
– Какого убийцы, Стас, ты бредишь?! – воскликнул Ухтомцев, делая очередную попытку протиснуться внутрь, но Крячко был начеку.
– Оставайся на месте, Женек, – настаивал он. – Тот, кого ты хочешь увидеть в этой комнате, давно уже потерял способность передвигаться, говорить, даже дышать.
– Стас, я тебя не понимаю. Можешь толком объяснить, что там произошло?
– В твоих владениях произошло убийство, – сообщил Крячко. – Подробности тоже интересуют?
Ухтомцев больше не мог выдержать, отпихнув полковника в сторону, он прорвался в комнату и застыл как вкопанный. В центре на полу лежала девушка. Некогда белый халат теперь стал полосатым. Кровавые полосы прочерчивали белизну ткани поперек туловища. Глубокая, ужасающего вида рана располосовала горло от уха до уха. Оттуда на белый кафель натекла приличная лужа. Несколько секунд Ухтомцев созерцал представшую его взору картину, после чего издал приглушенный вздох и плавно осел на пол.
Глава 2
– Докладывай, что тут у нас, – потребовал полковник Гуров, прибывший в Экспериментальный центр спустя тридцать минут после поступившего от Крячко звонка.
В этот день было его дежурство, поэтому Стасу не пришлось выдергивать друга из теплой постели. Гуров приехал не один, а вместе со следственной группой. Криминалисты и патологоанатом занялись трупом, а он сразу прошел в кабинет профессора Ухтомцева. Тот сидел возле окна, рассеянным взглядом осматривая открывающийся ландшафт, и время от времени тихо стонал. Увиденное выбило его из колеи гораздо сильнее, чем мог предположить Крячко, когда сообщал о случившемся. На то, чтобы привести профессора в чувство, потребовалось минут десять, но и после того, как сознание вернулось к Ухтомцеву, свидетелем он был никаким. С большим трудом Крячко удалось получить от него самые необходимые сведения, но дальше этого дело до приезда Гурова не сдвинулось.
Ухтомцев сообщил, что убитая работала в наркологическом отделении процедурной медицинской сестрой, а на общественных началах помогала ему в исследованиях. Девушку звали Елена Баландина. В Центре она работала чуть больше семи месяцев. Проживала в Москве на съемной квартире, оплату которой компенсировала клиника. Ни с кем из персонала за это время особо не сошлась и, по наблюдениям профессора, не стремилась к этому. В последний раз Ухтомцев видел Елену накануне вечером и сегодня ожидал ее прихода не раньше девяти вечера. Были ли у девушки враги, он не знал, однако заметил, что в последнее время ее что-то беспокоило. Не далее как в пятницу он даже пытался выяснить причину ее тревоги, но действовал недостаточно активно. Лена ушла от ответа, и Ухтомцев, посчитав ее нежелание обсуждать личные дела правомочным, от дальнейших расспросов воздержался. Как оказалось, напрасно. Видимо, именно этот факт угнетал его больше всего.
До прибытия Гурова Крячко мало что успел – мельком осмотреть место преступления да отдать приказ запретить всякие передвижения по отделению. Сделать это оказалось довольно просто. Практически все помещения на этаже имели наружные замки, большинство из которых в ночное время держали запертыми. Те же, что оставались открытыми, в спешном порядке закрыли, и Станислав смог спокойно расположиться в кабинете профессора, где и встретил Гурова.
– Ситуация такова, – начал он доклад, как только Гуров вошел. – В «сестринской», служащей манипуляционным кабинетом, обнаружен труп Елены Баландиной, процедурной медсестры. Двенадцать ножевых ранений, нанесенных острым предметом. Располосовали ее конкретно, Лева.
– О, ужас! Как такое вообще могло случиться? – услышав слова Крячко, снова застонал Ухтомцев. – Просто в голове не укладывается!
Гуров перевел вопрошающий взгляд с профессора на Крячко, и тот поспешно доложил: