Под потолком захлопали крылья: с пустого стеллажа слетел ворон. Он устроился на хозяйском плече, огладил клювом перья и нахохлился. Ящер прикрыл глаза, и Даниль, наконец, попытался разобраться в том, что здесь происходило минуту назад. Понять это оказалось несложно, и за осознанием последовал очередной приступ благоговения. Сергиевский даже потупился; он был близок к тому, чтобы устыдиться.
Охранная система Лаунхоффера работала в обе стороны. Большую часть энергии взрыва ворон принял в себя, внутрь своего многомерного мыслящего тела, и рассеял её по вероятностным вселенным подобно тому, как компьютер распределяет по ним объёмы вычислений. Но всё-таки абсолютной надёжности программа не гарантировала. Находись в отделе мониторинга один Даниль, Эрик Юрьевич вряд ли стал бы беспокоиться о нём, поручив аспиранту самому расхлёбывать заваренную кашу. Лаунхоффер не мог доверить программе Алису Викторовну; ради неё-то он явился сюда лично и даже задействовал собственную силу, чего делать не любил и делал нечасто. «А ведь она ничуть не слабей», — подумал Даниль и внутренне улыбнулся. Всё-таки иногда он Ящера понимал — например, как мужчина мужчину.
Позади зашевелился и застонал Лейнид. Сергиевский обернулся и помог инспектору сесть, тот тяжело привалился к его спине и замер.
— Так, — сказал им Ящер. — Если я вас здесь ещё раз увижу, вас вообще больше никто нигде не увидит. Я понятно выражаюсь?
— Ага, — глупейшим образом закивал Даниль, разглядывая ворона. Адская птица удостоила его единственного полупрезрительного взгляда и снова нахохлилась.
— Эрик, — сказала Ворона озадаченно, — а всё-таки, что это такое?
Обычно из-за своей забывчивости она очень легко теряла нить разговора, но сейчас возникший вопрос не оставил её — напоминание было перед глазами. Даниль проследил за взглядом Вороны, упиравшимся в пустую, казалось бы, стену, и вспомнил, что в тонком мире там до сих пор должен гореть дисплей. Машинально он сменил режим зрения, и действительно увидел громадный экран. Раскидывалась на нём, конечно, не программа Ящера, а знакомая уже «Parafizika Map», карта анатомии стихийных божеств.
Только на карту эту как будто была наброшена белая сеть — сеть с яркими точками в пересечениях линий. Точки распространялись по территории страны неравномерно, где-то они почти сливались, где-то были разделены тысячекилометровыми пустотами, и в целом всё это поначалу напомнило Данилю карту автомобильных дорог.
— Если я не ошибаюсь, это система храмов бога войны, — неуверенно, смущённо сказала Ворона, и у Даниля по коже подрал мороз. — Калининград, Курилы, Заполярье… только у него такое покрытие…
Лаунхоффер шагнул к Алисе и бережно помог ей подняться с пола. Ворона откинула голову, пытаясь поймать его взгляд; Эрику она и макушкой до плеча не доставала.
— Вы двое, — сказал Ящер, не глядя. — Пошли вон.
Даниль не заставил себя упрашивать.
Он вытащил всё ещё полубессознательного Лейнида на крыльцо и плюнул на внутренний этикет института: прямо через точки достал из столовой стулья и чай и даже не сказал «спасибо». Широков отпаивался чаем минут пять, потом ещё столько же откуривался данилевыми сигаретами. Время это Даниль провёл в лихорадочных размышлениях по поводу увиденного и услышанного, успел забыть о пережитом ужасе и вновь испытать дрожь азарта, понял, что вскоре опять отправится повидать шамана Ксе, и в целом находился на взводе, так что стоило Лейниду очнуться — и первым, что он услышал от виновника своих невзгод, оказалось возбуждённое:
— Ты понял, что это было?!
— Я понял, что нас собирались бить, — мрачно сказал Широков. — Может быть, даже ногами.
А всё остальное, что он сказал, было матом.
Отправив Воронецкую домой, Лаунхоффер снова включил бесплотный дисплей и вызвал контролирующую программу. Процент готовности значился близким к сорока шести.
Ворон на его плече переступил лапами. Сова заухала.
— Хорошо, — без выражения сказал Эрик, усаживаясь перед клавиатурой. Некоторое время он проглядывал код, но ничего в нём не изменил. Потом отодвинулся, и пару минут просто рассматривал творение своих рук — молча, с непроницаемым видом, и птицы вокруг застыли в неестественной неподвижности, точно чучела.
— Ну что же, — пробормотал Ящер. — Процесс пошёл, — и вдруг едва слышно добавил: — Yeahh!..
Лицо его становилось всё ясней и ясней; наконец, Эрик Юрьевич улыбнулся.
11
— Жень, прекрати!
— А что я делаю-то?!
— Ты за мной ходишь. И смотришь. И канючишь.
— Я не канючу! Я вообще молчу. Это ты на меня орёшь.
— А что ты так на меня пялишься?
Ксе был зол. Ксе был втройне зол оттого, что чувствовал за собой вину: он не по делу обнадёжил божонка, ляпнув ерунду, и теперь расхлёбывал последствия. Жень больше не надоедал ему уговорами, он даже не слишком привязчиво за шаманом таскался, он просто всё время смотрел на Ксе проникновенным взором, полным невыносимо ясной, певчей, божественной синевы, и мечтательно улыбался.
Выглядело это ужасно.
Шаман надеялся, что все недоразумения разрешатся с возвращением Арьи. Действительно, Дед, приехав, первым делом позвонил ученику и осведомился, как у него дела. Ксе немедля рванул в Москву, ухитрившись оставить подростка на попечении Ансэндара и прихватив с собой злосчастную куртку Санда — местом встречи Дед назначил его квартиру. Санд долго смеялся и отмахивался, потом поставил коньяку, а Арья, слушая сетования Ксе, всё молчал, утопая в глубоком кожаном кресле ученика, смотрел куда-то вскользь, мимо Ксе, и задумчиво пожёвывал губы.
— Я тебе ничего не скажу, — наконец, раскрыл он рот, и холодок потёк по спине Ксе. — Ничего.
— Дед…
— Ничего не скажу, — кряхтя, старый шаман поднялся и, прихрамывая, пошёл к двери. — Закрой за мной, Санд, спасибо, что приветил.
— Дед! — кинулся за ним Ксе. — Что мне делать? Что мне с Женькой делать? А Матьземля…
Дед развернулся и ожёг его пронзительным взглядом чёрных глаз из-под нависших седых бровей. Помолчал.
— Я сказал, — с неожиданной печалью повторил он. — Будет беда — помогу. А наставлений у меня не проси больше.
— Что? — Ксе не поверил своим ушам. — То есть… Дед!!
Он готов был вцепиться в Арью, но Санд положил на плечо тяжкую ладонь и остановил. Арья ушёл, не попрощавшись, провернулся за ним замок, а Ксе всё стоял, глядя на кожаную обивку двери так, словно мог сквозь неё увидеть спину уходящего Деда. Никогда он не чувствовал себя таким беспомощным. Даже перед угрозой смерти Ксе было спокойнее — он знал, что он должен делать и что будет потом. А теперь будто почву выбили из-под ног; для шамана, слушающего стихию Земли, в этих словах крылся особенный смысл.
— Ксе, — тихо сказал Санд.
Шаман обернулся. Собрат, высокий плечистый мужик, смотрел на него с грустью.
— Он не это имел в виду, — проговорил Санд. — Он хотел сказать, что ты больше не салага. Не ученик. И всё решаешь теперь сам.
— Хоть посоветовал бы!.. — почти простонал Ксе.
— А ты бы совет-то от него услышал? — невесело усмехнулся Санд. — Или всё-таки приказ?
Ксе понурился: Санд был прав. Он действительно собирался поступить по слову Арьи, просто потому, что доверял разуму Деда куда больше, чем собственному. Он так привык, и даже в мыслях не хотелось подвергать сказанное Дедом сомнению.
Но время шло, наступала зрелость; учитель не собирался вечно держать учеников при себе. Ксе мог гордиться — из своей группы он первым достиг статуса полноценного шамана, хоть и нелёгким оказался путь. Теперь Ксе имел право брать собственных учеников. Он подумал об этом и горько усмехнулся. К нему уже привязался один психованный подросток, за которого шаман нёс ответственность… только подросток этот спал и видел Ксе своим верховным жрецом.