— Тогда, — сказал Павел Валентинович устало, — нельзя ли… Эрик Юрьевич, простите мою невежественность, я не в курсе последних достижений науки. Насколько я знаю, Охотник был сделан вами по матрице Великого Пса?
— Так.
— Нельзя ли написать другую программу по матрице божества? Для нашего культа? Даже частичное восстановление функций стало бы практически спасением…
Лаунхоффер покосился куда-то вбок, размышляя, а потом глаза его азартно сверкнули. Павлу Валентиновичу был знаком этот наивный энтузиазм: в беседах с творческими людьми он означал, что за проект можно предлагать значительно меньший гонорар, потому что сама по себе работа будет им в радость. Здесь о гонораре речи не шло, но Ивантеев всё равно внутренне усмехнулся — ничто не нарушало его картины мира.
— Это любопытная задача, — сказал Эрик Юрьевич. — Я над ней подумаю.
Верховный жрец прощался с улыбкой.
…С беспрецедентно сложной и вдобавок крайне опасной системой требовалось обращаться с предельной осторожностью. Жёсткая операция, то есть принесение физической жертвы, могла иметь самые неожиданные последствия. Из соображений безопасности Лаунхоффер рекомендовал воздержаться даже от возжиганий огня, хотя теоретически программа способна была принять всё, в том числе кровь. Но даже с помощью одних только мыслежертв и ритуалов оказалось возможным восстановить энергообращение в системе культа, отдельные малозатратные запросы пошли в работу, первые из них уже были успешно завершены…
«Да, это не Великий Пёс, — подумал Павел Валентинович, и пальцы его судорожно стиснули узел галстука. — Это хуже…»
— Я выдаю вам альфа-версию, — небрежно сказал профессор, дымя сигаретой. — Она функциональна менее чем наполовину. Рабочим названием пока будет «Боец».
Павел Валентинович сидел и смотрел, как программа, поскуливая, чешет за ухом задней лапой, ложится, с хлюпаньем облизывает нос, грызёт суставы лап. Он пришёл на работу в девять утра, точно по часам, и целый час неподвижно просидел на месте, ожидая визита другого… другой программы. Это тоже было требование безопасности: Боец не рассчитывался на работу с пользователями, большая часть его блоков находилась в спящем режиме, и требовался регулярный контроль, чтобы исключить ошибки и внутренние конфликты.
— Добрый день, Павел Валентинович, — сказал под потолком мягкий голос, похожий на шелест ветра в листве. — Как вы себя чувствуете?
Жрец вздрогнул. Дверь кабинета и прежде, и теперь оставалась неподвижной.
— С… спасибо, превосходно! — с преувеличенной бодростью ответил он и сам удивился: он отнюдь не собирался так зычно рапортовать.
— Я рад, — напевно шепнул голос. — Простите, что вхожу без предупреждения.
— Всё в порядке. Я ждал вас, — выдавил Ивантеев. Он не был вполне уверен, что хочет сказать именно это.
— Хорошо, — одобрил Координатор. — Могу ли я начинать?
— Конечно, — ответил такой же шелестящий голос в глотке верховного жреца, и Павел Валентинович выкатил глаза, невольно потянувшись пальцами к шее.
— Не волнуйтесь, — нашёптывал Координатор ему в уши, — это часть моей работы. Я должен проверить ваше состояние. Вам приходится взаимодействовать с Бойцом. Он весьма опасное существо. Необходимо исключить побочные эффекты. Это ради вашего блага, Павел Валентинович.
— Спасибо…
— Я рекомендую вам обратиться к психоневрологу…
Жрец слабо подёргивался в кресле — все волосы на теле вставали дыбом: голос программы казался необыкновенно приятным, почти физически сладким, точно по коже тёк мёд.
— Он назначит вам травяные настои. Они очень полезны, Павел Валентинович…
Боец с подвыванием зевнул, поднялся и слез с подушки. Глаза собаки печально и обиженно уставились на Координатора, который заботливо склонялся к обомлевшему иерарху.
— А тебе следует гордиться, — сказал призрак рыжему кобелю. — Ты первым из нас проходишь тестирование в обстановке, максимально приближённой к реальности.
Корсо безнадёжно вздохнул.
Ему было скучно.
…Ястреб вернулся в частотный диапазон беседы с человеком и продолжил работу. Нервы Ивантеева были напряжены до предела, успокаивался он медленно и никак не хотел полностью доверить свою волю Координатору. Более плотного и мягкого взаимодействия можно было бы добиться с помощью Адаптера, программы-совы, специально предназначенной для операций с человеческой психикой, но задача не предполагала мягкости, а объект её не заслуживал. Координатору было дозволено применять силу.
Плечи Павла Валентиновича спазматически напряглись.
— Кроме того, я рекомендую незамедлительно провести инспекцию в районе… — тень наплывала и окутывала, туманила голову, это было как сон в состоянии крайней усталости, когда не понимаешь, кто ты и где ты, — отправьте запрос в Главное Управление…
Засветился экран компьютера, поднялись руки — чужие, незнакомые, послушные кому-то другому. Опустились на клавиши.
Кане-корсо, поняв, что от него ястребу ничего не потребуется, вернулся на своё ложе и с шумным вздохом вытянулся поперёк.
Павел Валентинович опоздал умереть.
Ксе сидел на плоской крышке сундука, привалившись спиной к стене, и разглядывал потолок. Там было на что поглядеть — по доскам вился сложный спиральный орнамент в четырёх цветах; ритм его завораживал. Символика орнамента принадлежала Деве Дня Леннаради, владычице дождя и ведра, шакти Ансэндара. Бывший громовержец не любил бывать здесь, а когда появлялся, неизменно сутулился и смотрел в пол; неведомо, в чью голову пришла мысль об устроении этой залы, мемориала в память о богах, павших на войне, но странная то была голова. Ксе уже знал, что атрибутику погибших культов стфари сохранили во время бегства не только ради светлой памяти — это были не вещи, а своего рода записывающие устройства, пустые скорлупы функций-без-личностей. Беря в руки лук Андры лу-Менгры, стфари точно надевал обличье бога-стрелка, обретая тем самым часть его силы. Зала была не кладбищем, а арсеналом, но впечатление всё же производила гнетущее. Лишнюю минуту здесь провести не хотелось.
Менгра молчал, тёмным колоссом возвышаясь за деревянным креслом, в котором, сжавшись и потупившись, замер беловолосый Ансэндар. Рука жреца лежала на резной спинке, но смотрел он в окно — вниз, во двор: комната находилась под самой крышей.
Ксе перевёл взгляд на свои руки.
Он не носил орденских жреческих колец, их и Менгра не носил — это была не продиктованная законами тонкого мира необходимость, а людской, чисто русский обычай, случайно родившийся в Питере в начале девяностых и с тех пор распространившийся по стране. Ксе узнал об этом, гуляя по тематическим порталам антропогенников в Сети.
В тот вечер, когда стал Мастером.
То есть вчера.
— Судя по всему, — наконец, нарушил молчание Ансэндар, — это… повторяется.
— Я вижу, — хмуро сказал Менгра. — Ты звонил Данилю, Ксе?
— Пять раз, — ответил тот. — Он не берёт трубку.
— Что это значит?
— Не знаю. Может быть, случайность. — Ксе подавил вздох. Он до сих пор не восстановил интуицию в полном объёме и оттого порой чувствовал себя больным и недееспособным. Неведение изматывало. В иной день шестое чувство успокоило бы его — подсказав, что всемогущий аспирант просто занят, или хотя бы окончательно лишив надежды, если Сергиевский больше не хотел себе лишних проблем… сейчас приходилось гадать и мучиться.
Жень спал. Второй нож дался ему не в пример легче первого, но всё равно вымотал подростка до полуобморока. Впрочем, сюда его бы так и так не позвали.
Разговор был серьёзный.
Встревоженный рассказом Ксе, Ансэндар долго вслушивался в течения тонкого плана; на этот раз давление шло не из этой вероятностной вселенной, из другой — из родного мира стфари… узнав об этом, Менгра-Ргет закрыл глаза и долго сидел в неподвижности. Ксе ни о чём не спрашивал — он знал достаточно, чтобы догадаться. Позже по обрывочным репликам стфари он понял, что догадался верно.