Он с печальной улыбкой качнул головой:
— Это сказки, Вера. Это красиво звучит в теории, но на практике — я не могу войти в этот храм, а она не хочет выйти, она со мной не разговаривает, принципиально.
— Не ходите, отправьте Двейна.
— Двейн болен, он туда сам даже не дойдёт.
Она вздохнула и промолчала — она уже привыкла к тому, что он любые её предложения называет нереальными.
«Посмотрим. Поживём — увидим.»
***
8.45.2 В душе артист пришёл с топором
Он ушёл работать, она допила весь кофе, который нашла, и лежала на напольных подушках, наслаждаясь тахикардией и Милкиным письмом. Когда эффект кофе прошёл, а письмо запомнилось дословно и надоело, она несколько раз попробовала найти сеть или доступные устройства, но ничего не нашлось и она бросила. Стала бродить по дому, фотографировать настенные веера, свитки и картины, но и это надоело.
«Интересно, чем занимаются цыньянские благородные женщины целыми днями? У них же даже сериалов нет. Книги читают? Вышивают?»
Она вернулась на подушки и стала читать, одновременно думая, кому бы она что вышила на поясе, если бы у неё было бесконечное время и никаких планов. Пришла к выводу, что жить без планов — дикая скукота, и она бы на это ни за что не согласилась, даже если бы ей предложили взамен бесконечное время.
Как раз в этот момент пришёл министр, в новом костюме, супертонком и лёгком, почти белом, и протянул ей такой же:
— Отдохнули? Одевайтесь и пойдём, нас госпожа Виари пригласила на чай. Весьма настойчиво.
Вера взяла костюм, развернула и надела — он был такой же, как у министра, из желтовато-кремовой лёгкой ткани, по сравнению с которой воротник нижнего кимоно выглядел ослепительно-белым. У этого платья низ подола вокруг талии не оборачивался, пояс тоже был далеко не таким вычурным, но всё равно двойным — широкий жёлтый и узкий белый поверх него. У министра было наоборот — белый широкий и сверху узкий жёлтый. Вера посмотрела на министра и спросила игривым тоном:
— У нас форма одной команды?
— Чтобы ни у кого не осталось сомнений, — с улыбкой кивнул он, развернул её к себе спиной и надолго замолчал, она обернулась:
— Что такое?
— Думаю, какую причёску вам сделать.
— И что вас заставило сомневаться?
— Сегодня последний день фестиваля, все должны выглядеть максимально скромно и просто.
— И в чём проблема?
Он продолжал молчать, она пощупала свой затылок — коса, она утром её заплела, а сейчас она немного растрепалась, потому что Вера на ней лежала.
— Я могу просто переплести косу, и всё.
Министр вздохнул и промолчал. Она начала нервничать:
— Что?
— В понимании цыньянцев, «скромно» — это без накладных волос. А ваша коса выглядит так, как будто она накладная, но вы пытаетесь выдать её за собственную. Вас могут обвинить в попытке... Я даже не знаю, как это назвать. Это неприлично, в общем.