– Она что – Стахановка?
– Да будет вам! – махнул тот рукой. – Дее-вица она. Це, круче будет! Ведь такого в наше время днём согнём не сыскать. Ведь нынче девки целость теряют почитай в начальной школе, а можа раньше…
От услышанного Солов поперхнулся воздухом. Васютка хрястнул женишка кулаком по спине и собрался повторить, но тот отстранился.
– Хочешь сказать, что компания «с душком»?
– Типа того!!! – расхохотался Васютка. – Кто вдовица, от какой мужик сбёг, а то матеря – одиночки.
– Я б вопросами не задавался, но жениться… предстоит.
– Придётся глазоньки закрыть, нет жинки – нет бабок. Я б по-другому печалился, как влюбить в себя одну из дурынд, подранки ведь…
– Тем более…
– Не скажите! Кому-кому а в Хитрозадовке любовь вряд ли кому в голову взбредёт. Это ж Хит-ро-заа-довка! Понимать надо…
– Что Хитропоповке особенного?
– Хит-ро-заа-довка! – поправил Васютка. – По достоверным фактам название тогдашнему хутору дал сам Бонапарт. Когда француз войной пёр, то наш мужик добро на задних дворах заховал. На показ выставил нищету, да такую… что Наполеона слеза прошибла. Одарил милосердный воитель каждого бедняка шапкой серебра. Когда же назад ободранный и голодный драпал, наши сами попрятались и не отдали окаянному должное уважение. Тут Бонапарт и произнёс:
– Что ждать от народа из Хитрозадовки!
И велел вывеску соорудить с данным названием. Он, супостат, оскорбить русского человека желал, а того не ведал, что сей способ выживания почитается – пуще тайны военной. Сколько веков минуло – название… прижилось! Вы, откуда миллионы… да у нас каждый миллионщик!
– Эко, брат, тебя занесло!!! – разразился смехом гость.
– Вовсе он не врёт, так и есть, – заступилась курносая пышечка, – я каждый год на Мальдивцах отдыхаю.
– Это где же райский уголок?
– Будто не знаете, – разговорилась улыбчивая пышечка, двигаясь ближе к Солову.
– Машка, хорош выставляться, будто одной по карману снять загорелого мачу, – осадила чернобровая и грудастая тётка, – потом договорились же, барьеру не нарушать, так что задок сдвинь.
Пышечка неохотно крякнула и с шумом пихнула табурет, но не ушла.
– Ты, голубь сизокрылый, не думай, что за нами пустой карман. Мы сами кого хочешь озолотим. Нам тут ворона на хвосте принесла, будто ты банкрот, – резанула пышногрудая.
– Шурка-Шурка. Горбатого могила исправит. Вечно матку-правду рубишь. Вот мужики и шарахаются. Случилась у человека беда, так пожалеть надобно, помочь. Сразу гордость в нос суешь.
– Верка, тебе что надо? Я, между прочим, первой сюда не ломилась, и вообще… – огрызнулась тётка.
– Так чего расселась! Место освободи, уменьши численность в очереди, – встряла худенькая блондинка с болезненным лицом.
– Лиза, – представилась она Солову, – вы не думайте, у нас женщины добрые. Это у них от скуки и тяжелого труда характер прорезается.
– Божечки! Поглядите на неё, заступница выискалась, – всплеснула сухими и обвислыми руками старушка, сидевшая на краю стола, – тебе пилюли не пора глотать, то не ровен час перепугаешь жениха припадком.
Лиза залилась краской и выскочила из избы.
– Дамы, зачем же так, – забеспокоился Солов, как бы женская перебранка всех не разогнала. Неожиданно понял, совершенно не умеет заводить знакомство, что бывшие романы зиждились на инициативе партнёрш. Они соблазняли и так же благополучно кидали. Оказывается, он вовсе не закоренелый холостяк, просто банальный неудачник.
Вмиг охватила жалость к себе. Соломон ощущал, как в глазах рождается предательская поволока брошенного щенка. Страстно захотелось прижаться к груди любой из женщин, почувствовать тепло и защищённость.
«Женщины, я хороший! – взывало его существо. – Взгляните на меня, забудьте о себе. Разве никто из вас не способен любить?» – ужасала и другая мысль. «Неужели верно, что в молодости любят от глупости, в старости – от жадности. И большую часть жизни человек прибывает в жалости к себе, горюя о потерянном времени», – рассудил Соломон. «Зачем нужна какая-то машина… разве не видно, одна бабёнка гордая, ей заморочки ни к чему; другая – настолько пассивна, что ленится поднести ложку ко рту, тут замужество не по плечу. Третья – огонь, выжигающий себя и рядом живущих. Вон, сидит чудачка улыбается… мотыльки загадили мозг так, что никакой любви не пробраться».
Взгляд Солова остановился на девственнице Марфе. «Опля! Приехали… значит, она одна из всех.... Хм, заслуживает ли наследство жертвы?» Вновь подняла в нём голову жалость: он представил себя у алтаря с невестой, в чьём паспорте дата рождения за пределами его смирения, да и порядочный мужчина не посмеет, оставить жену в девицах. Рассуждения вывернули затаённые страхи.