Постижение этого единства мира, развитие способности видеть проявление Единой силы в любом событии: в прорастании зерна, в цветении трав, в беге лошади, в ветре или дожде, в облаках, в волнах, в любви и ненависти - считалось основой магического искусства и на него отводилась вся первая половина обучения. Другая же часть обучения посвящалась тому, чтобы мы, разохотившись, не свели все многообразие этого мира обратно к Единой силе, в которой уже ничего этого - ни дождя, ни травы - нет. Для того нас учили постигать прекрасное и разбираться в истории, в том, как рос и развивался этот мир, учили взаимосвязи событий, творившихся в прошлом и грядущих.
С истории и началось мое обучение магии. Я родился в Трегорье, и однажды через нашу деревню проходил странствующий маг. Не знаю, что он заметил во мне, но высказал свое удивление: почему мы живем почти возле самого Сирагунда, а я до сих пор с ним не знаком? Мать моя было воспротивилась, но отцу мысль сделать меня магом понравилась. Видимо, он надеялся, что занятия магией сильно облегчат его труд по хозяйству. Однако - увы! - я простился с ними и с тех пор не виделся, и лишь иногда путники приносили вести из Трегорья о моих родных.
Кто мог знать историю лучше Сирагунда, ее отца? Он с неохотой уступал просьбам мага взять молодых учеников, и за раз у него больше трех человек не обучалось. Но время, проведенное у него, никогда не считалось потраченным зря. А он, казалось, знал об этом мире все.
Понемногу открывались разные грани его умения, и потом я понял, что он владел первой половиной искусства магов: он умел слушать. Он слушал траву, и ветер, и шелест листьев, и шум дождя; и из мельчайших капель складывалась картина мира, в которой он мог увидеть события, отстоящие от него на сотни верст и десятки лет. Не раз он поражал путников, прибывших из далеких мест, рассказами о событиях, случившихся в их краях; никто лучше него не мог отделить правду в рассказах странников от вымысла. При этом, он начисто отвергал вторую часть умения магов: он никогда не применял полученные знания. Ибо, говорил он, только так, оставаясь в покое, можно сохранить беспристрастность и выявить истину.
Ученикам Сирагунд признавался, что отнюдь не с начала времен живет здесь, и записывал лишь то, что успел увидеть сам; но по традиции считалась Первой Эпохой та, о которой начал составлять летописи он; все же предшествующие относились как бы к Предначальным, Доисторическим и, соответственно, варварским; хотя, как сам Сирагунд выяснил по преданиям, и тогда складывались государства, строились города - вот только войны велись куда реже. И маги появились позднее. Собственно, само деление на эпохи было изобретено Сирагундом.
Некоторые учителя склонны были все-таки полагать именно Сирагунда Первым Магом, хоть он и отказывался от подобной роли. Считалось, что он отмечен особой милостью Сохранившего - последнего из великих Творцов, созидавших наш Мир, последнего по времени, но не по значению: он научил Сирагунда искусству вести летописи и выяснять истину из преданий, а заодно наделил немыслимой для простого смертного длительностью жизни. Может быть, еще поэтому мои собратья по магии видели в нем одного из нас.
За время моего недолгого ученичества у Сирагунда - любой маг должен был пройти через это обучение, но узнать и запомнить все, что знал Сирагунд, было невозможно, и потому я не стал затягивать свое у него пребывание - я успел разузнать кое-что о начале нашего мира и о народах, его населяющих.
В школе нас обучали странной формуле о Троих, созидавших наш мир: Первый - Воплотивший, Второй - Оспоривший, Третий - Сохранивший. Перед началом нового дела принято было возносить молитвы Воплотившему; в случае, если начиналась война - Оспорившему; в случае же опасности молились Сохранившему. Теперь я начал понимать ее смысл. Именно Первый сотворил материальную основу нашего мира, именно Второй вложил в нее основу развития - спор и противоречие; Третий же записал законы нашего мира и старался поддерживать их нерушимыми, следил за их выполнением.
Время от времени, словно бы вспомнив о нашем существовании, Творцы вбрасывали в наш мир новую жажду власти, и на необъятных его просторах начинали соперничество за первенство князья разных земель. Несколько лет продолжались войны и обширное строительство, затем кто-то побеждал, кто-то подчинялся, и жизнь успокаивалась. Вновь маги учили своих учеников и познавали мир; вновь рождались дети, строились дома, плавали корабли в поисках новых земель. Но постепенно те, в ком бродят силы слишком великие для тихой жизни и кого ранее поглощала война, теперь, не находя себе применения, начинали разваливать установившийся порядок. На дорогах появлялись разбойники; князья принимались понемногу делить владения своего повелителя; торговля приходила в запустение, а с ней обрывались и связи между разными землями, и вновь мир погружался в варварство - очередная Эпоха кончалась.
Маги, к слову, старались не брать в ученики тех, в ком слишком много собственных сил: им все будет даваться слишком легко, и они овладеют магическим искусством раньше, чем поймут, к каким последствиям может привести бездумное его применение. С этими бедами, похуже войн, мир подчас сталкивался: по земле тогда начинали бродить неприкаянные останки мертвых, потревоженные в могилах, на города и деревни обрушивались огнедышащие драконы, в море корабли тонули от внезапных смерчей и шквалов... Много усилий приходилось затратить на то, чтобы вернуть разбушевавшиеся стихии в надлежащее русло.
Покинув Сирагунда, я решил найти достойного учителя (тот, кто направил меня к Сирагунду, больше не объявлялся) - и единственная школа мага оказалась только на Южных островах. Туда я и отправился. Почему гора, возле которой располагалась школа, называлась Драконьей, учитель не рассказывал; но ученики шептались, будто когда-то, давным-давно, один маг вызвал из этой горы дракона, уничтожившего вражеские войска, подплывающие к острову. В записях Сирагунда я ничего такого не нашел - там только рассказывалось о многих последователях того мага, безуспешно пытавшихся вызвать из этой горы дракона, но уходившие ни с чем.