– Надеюсь, вы не работаете по воскресеньям, дорогая? Неужели работаете? Это неправильно. В воскресенье нужно отдыхать.
Нелл вежливо возражала, что солдат нужно мыть и кормить по воскресеньям так же, как и по другим дням. Старые леди соглашались, но, по-видимому, продолжали считать, что график работ следует организовать лучше. Их также беспокоило, что Нелл приходится возвращаться домой одной среди ночи.
С другими было еще тяжелее.
– Мне говорили, что больничные сестры всеми командуют. Ни за что бы не стала терпеть такое. Я готова оказывать любую помощь во время этой жуткой войны, но не могу мириться с наглостью. Так я и сказала миссис Кертис, и она согласилась, что мне лучше не работать в госпитале.
Этим дамам Нелл не отвечала вовсе.
В это время Англию будоражили слухи о русских. Многие утверждали, будто сами их видели, потом уточняли – русских видела троюродная сестра их кухарки, что практически то же самое.
Старая леди, пришедшая в госпиталь, отвела Нелл в сторону.
– Не верьте этим россказням, дорогая, – сказала она ей. – Хотя доля правды в слухах есть.
Нелл вопросительно посмотрела на нее.
– Яйца! – громко прошептала старая леди. – Русские прислали нам семь миллионов яиц, чтобы спасти нас от голода.
Обо всем этом Нелл писала Вернону. Ей его очень не хватало. Письма Вернона были очень краткими. Ему по-прежнему не нравилось, что Нелл работает в госпитале, – он снова убеждал ее уехать в Лондон и по возможности жить в свое удовольствие.
Мужчины – странные существа, думала Нелл. Они ничего не понимают. Ей не хотелось быть одной из тех женщин, основная забота которых – сохранить привлекательность для любимого человека. Как быстро люди перестают понимать друг друга, когда занимаются каждый лишь своими делами! Она не может делить с Верноном его жизнь, а он не в состоянии понять ее заботы.
Первая боль расставания, когда Нелл не сомневалась, что Вернона убьют, уже миновала. Прошло пять месяцев, а его даже не ранили. Значит, все будет в порядке.
Через пять месяцев после отъезда Вернон телеграфировал, что получил отпуск. Сердце Нелл от возбуждения едва не перестало биться. Она побежала к сестре-хозяйке и договорилась об освобождении от работы на этот период.
Нелл поехала в Лондон, чувствуя себя неуютно в обычной одежде, а не в больничной униформе. Неужели она увидит Вернона?
Это произошло! Поезд с отпускниками прибыл и высадил пассажиров. Нелл увидела Вернона и бросилась к нему. Оба не могли произнести ни слова. Он до боли стиснул ее руку, а она осознала, какой испытывала за него страх…
Пять дней пролетели как один миг. Это походило на странное безумное сновидение. Они обожали друг друга, но в некоторых отношениях, казалось, стали чужими. Когда Нелл начинала говорить о возвращении во Францию, на фронт, Вернон бесцеремонно прерывал ее, заявляя, что все в порядке, и отказываясь принимать ее страхи всерьез.
– Ради бога, Нелл, не будь сентиментальной. Ужасно возвращаться домой и видеть вокруг унылые лица. И не болтай чушь о наших храбрых солдатах, жертвующих своими жизнями. Меня от этого тошнит. Давай лучше купим билеты на еще одно шоу.
Такое равнодушие тревожило Нелл. Разве можно относиться ко всему так легкомысленно? Когда Вернон спрашивал Нелл о ее занятиях, она могла только рассказывать больничные новости. Это ему не нравилось, и он снова умолял ее уйти оттуда.
– Мне ненавистна даже мысль о том, что ты выполняешь такую грязную работу!
Нелл чувствовала обиду, но упрекала себя в том, что не может его убедить. А главное – они снова вместе! Больше ничего не имеет значения.
Вернон и Нелл великолепно проводили время: днем ходили по магазинам, а вечером – на шоу или танцы. Они побывали в салоне парижских мод и смотрели, как юные грациозные принцессы проплывают мимо в облаках шифона. Вернон выбрал самое дорогое платье. Они чувствовали себя легкомысленно-порочными, но невероятно счастливыми, когда Нелл надела вечером обновку.
Потом Нелл сказала Вернону, что ему следует съездить к матери, и он яростно взбунтовался:
– Не хочу, дорогая! Не желаю терять ни минуты нашего драгоценного времени.
Нелл продолжала настаивать, говоря, что Майра расстроится и обидится, если не увидит сына.
В итоге Вернон нанес краткий визит в Бирмингем. Мать хлопотала над ним, обильно поливала его «слезами радости и гордости» и повела к Бейтам. Он вернулся преисполненный сознанием собственной добродетели.
– Какая ты жестокая, Нелл! Мы потеряли целый день! Господи, меня чуть не утопили в слезах!